Рита Хоффман — автор тёмного фэнтези о ведьмах и вампирах. Её цикл «Мрачный Взвод» об охоте на чудовищ и книга «Ловец Чудес» о мифических существах от кицунэ до сирен погружают читателя в неизведанный мир магии, тайн и жестокости. В произведениях писательницы герои проходят через тяжёлые испытания, обретают друзей и внутреннюю силу. Мы пригласили Риту в гости и поговорили о её книгах, гримдарке, аниме, борьбе с анорексией и новой дилогии «Красное бедствие».
— Как ты начала писать?
— Мне всегда казалось, что я умею только писать. У меня не было ни к чему склонности. Если посмотреть на мой дом, то это кладезь несбывшихся мечт: у меня есть синтезатор, сборники для изучения японского и немецкого, мольберт и краски, но ничего из этого не получалось — я могла только писать тексты.
Мои родители говорили: «Что ты делаешь? Иди получай вышку». А я в таком нежном возрасте — сразу после школы. Естественно, я не могла «топнуть ногой», поэтому пошла получать вышку, на какое-то время пришлось забыть о текстах. Учитывая, что я родилась в очень маленьком городе на Ямале, одного лишь факта, что можно написать книгу и отправить её в издательство, для меня не существовало. Это было что-то недостижимое, поэтому я просто училась.
В 27 лет я переехала в Ярославль к молодому человеку, жизнь существенно изменилась: я упорхнула от родственников и вдруг поняла, что ничего не могу делать. У меня было высшее образование, я поработала бухгалтером, в техподдержке сайтов. В какой-то момент это довело меня до ручки. Тогда я решила писать книги. В 2020 году открыла для себя Book Community. А раньше даже не подозревала о читателях, которые собираются в сообществах, как и о том, что авторы есть среди нас. Для меня открылся новый мир. И я подумала: «Вау, так значит мы можем». И села писать. Буквально с полпинка создала фанфик, а потом мне друг сказал написать что-то своё.
— С чего ты начинала?
— Первый блин был комом. Это была дилогия — очень простая с избитым сюжетом, но она научила меня дисциплине. На создание ушло около года, за который я научилась работать каждый день по шесть часов. Не бегая, не вставая, не отвлекаясь. А потом случился «Мрачный Взвод».
— А «первый блин комом» ты не издавала?
— Он был в самиздате на платформах Ridero и «Литрес». Но сейчас я понимаю, что ту дилогию даже отправлять в издательство было глупой идеей, потому что она была очень простой и избитой— пробой пера.
— Расскажи подробнее о «Мрачном Взводе». Как пришли герои, из чего собрала мир книги?
— Я очень много читаю и играю в компьютерные игры. Человек, который вырос на World of Warcraft, The Elder Scrolls и книгах абсолютно разных жанров.
— За Альянс или за Орду?
— Сейчас за Альянс, а раньше играла за Орду. *смеётся* Считаю, что с точки зрения подхода к созданию мира и сюжета мне очень помогают компьютерные игры. Когда рисую карту местности, то подразумеваю, что: «Сейчас герои здесь, а потом они откроют новую локацию, после — другую квестовую цепочку». Когда строю сюжет, для меня он выглядит как квестовые цепочки: основные и побочные, которые идут рядом с главной, чтобы она не была голой.
С точки зрения навыка письма — это чтение. Когда много читаешь, то не то чтобы подмечаешь какие-то ходы у других авторов, а открываешь для себя то, о чём даже не мог подумать. Я часто в этот момент вспоминаю Джо Аберкромби — одно из моих последних открытий. Этот мужчина пишет гримдарк [поджанр фантастики с жестокими, антиутопическими, порой аморальными чертами — ред.] У него такой сдержанный мрачный текст, а потом вдруг встречаешь: «Дерьмо!» И я думаю: «А что, так можно было?»
Из той же оперы Джей Кристофф, который недавно возник у нас везде. У него там мат-перемат, переводчик, кажется, в восторге от того, какие ему приходится находить решения для адаптации текстов. Сразу думаешь: «То есть, я могу быть настолько свободна?» Мне 30 лет, и я тот человек, который зацепил отношение к книге как к классической литературе: ты немножечко зашорен, осторожно в самом начале своем пути идёшь, потому что кажется, что должен писать строго и лаконично. А потом в твой мир врываются такие парни как Кристофф и Аберкромби.
Две эти составляющие помогают мне с точки зрения механики работы. А в плане вдохновения и «Мрачного Взвода» у меня есть любимая история «Рита идёт на рынок за лампочками». Накрапывает дождь, грязь по колено, в наушниках играет трек группы Сруб — «Мой гроб пустой». И я думаю: «Писатели убивают героев, а если я начну книгу с того, что герой уже умер?» Ход конём! Все будут ждать стекла, что кто-то сдохнет, а он уже.
Я пришла домой с этими проклятыми лампочками, села писать, и у меня появился в заметках Дарий — такой нежный парень, немножечко смешной. Женщин я, наоборот, прописываю сильных, поэтому в пару ему поставила именно такую. Третий герой появился уже в процессе, когда я дошла до первого опустошённого ведьмами города. Я пишу: «Раздался стук копыт…» Чей стук? Вообще я садовник: никогда не планирую сюжет. И вот в этот момент я подумала: «А кто это?» И тут врывается Свят, а у меня в голове возникает ещё одна организация по борьбе с нечистью и её название. При этом я никогда в жизни не думала, что буду писать славянское фэнтези. Я даже, откровенно говоря, «Ведьмака» Сапковского не люблю.
«Мрачный Взвод» я не считаю ромфантом. Да, любовная линия есть, но она сложная, стекольная и идёт фоном... Треугольники любовные писать не планирую, славянщину писать не буду, но редактору приношу именно это. *смеётся*
Когда я написала «Взвод», у меня на руках ещё был роман в жанре киберпанка, я очень хотела его напечатать, ведь все, кто читал, были в восторге. Я его отправляла в формы для отправки рукописи издательств, но никто не ответил. Я тогда не знала о телеграм-каналах редакторов, у меня не было знакомых в этой сфере. Прошло три месяца, потом четыре, роман не взяли. Тогда я решила быть автором самиздата и «Взвод» уже никому не отправляла. Просто выложила на «Литрес» два тома, а когда была на середине третьего, мне написал редактор.
— Во время создания «Мрачного Взвода» ты боролась с тревожно-депрессивным расстройством. Помогало ли писательство с ним справляться?
— У меня диагностировано тревожное расстройство личности. На его фоне у меня была анорексия около 10 лет. Соответственно, когда питаешься на ноль калорий в день, у тебя просто нет сил. Как я сейчас говорю: «Мозгу нужны углеводики». Очень долго я просто не писала, но не потому, что не хотела или были какие-то другие дела, а потому, что у меня элементарно не было сил.
Тревожное расстройство выражалось в панических атаках. Плюс ко всему у меня мигрени с аурой. Это превращало мою жизнь в невыносимый ад. Когда я переехала в Ярославль, у меня впервые в жизни одновременно случилась паническая атака и приступ мигрени с аурой (обычные мигрени у меня с 14 лет). В тот момент отказала речь, и я подумала, что у меня инсульт. Я возле унитаза с рвотой из-за мигрени, панической атакой, вся слезах из-за того, что не понимаю, что происходит. Я сидела на корточках и пела Агату Кристи, чтобы понять, что у меня всё в порядке с памятью и речью. На следующий день я уже была у психиатра. Сказала, что не могу жить. У меня были ежевечерние панические атаки до слёз и истерик, я не могла пользоваться общественным транспортом, потому что падала в обморок. Полный ад.
Мне прописали антидепрессанты и нейролептики. Буквально за неделю у меня исчезла вся симптоматика, мучившая 10 лет. На этом фоне начались улучшения с анорексией, потому что я перестала бояться еды. Поняла простую закономерность: если я не ем, я не пишу, потому что нет сил. Тогда я могла только думать о еде и говорить о ней, ложилась в восемь вечера, чтобы поскорее наступил завтрак и я могла поесть. Я поняла, есть два пути: либо ты худая и не ешь, либо продолжаешь писать книги. Я решила, что хватит это терпеть.
С тревожным расстройством я борюсь до сих пор. Оказалось, это идёт из детства и от него так просто избавиться. Случайным образом мой психиатр избавил меня от мигреней: прописал какие-то таблетки против эпилепсии. Выяснилось, у меня была сосудистая мигрень — препараты сняли спазм. И вот у меня уже два года нет приступов. С 2021 года я наконец-то живу. По тревожному расстройству и с весом я в ремиссии сейчас. Как будто задышала.
На антидепрессантах я набрала вес, потому что гормон пролактин повысился. Из-за этого весной я пошла в зал, мне дали диету. И началось: сначала я ем 1800 калорий, через две недели уже 1000, а через три — 500. Гадкое заболевание. Мерзкое ощущение того, что можно просто поголодать, никуда не девается. И я думала: «Отложим зал, потому что я опять скатываюсь, опять не ем». Конечно, я похудела на восемь килограмм за это время, но если есть на 500 калорий, естественно, похудеешь. А потом наберёшь два раза больше. Мы это уже проходили.
Писательство стало для меня в какой-то степени терапией: я начала есть, чтобы работать. Если бы не было писательства в моей жизни, я бы продолжила морить себя голодом, просто потому что могу. Это же одна из побочек тревожного расстройства, когда тебе нужно держать что-то под контролем. Жизнь не подразумевает этого, а вес ты можешь контролировать.
— Но у тебя есть под контролем собственный авторский мир.
— Да, наверное, это мне помогает. Вообще до момента, пока ты не нашёл себя и не начал реализовываться, кажется, что внешность — это то, на чём ты выезжаешь большую часть жизни. И когда реализуешься, понимаешь, что тебя ценят и хотят общаться не потому, что ты весишь 40 килограмм. Это ещё одна причина, почему я начала есть нормально: «Меня ценят не за то, что я мало вешу. Офигеть! То есть я могу прийти как угодно, и люди всё равно будут рады меня видеть. Свобода!» Это так отпускает.
— Возвращаясь к «Мрачному Взводу». Ты сейчас работаешь над четвёртой частью. Почему решила вернуться к любимым героям?
— Я искренне хотела сделать трилогию. К тому моменту я уже была в издательстве и понимала, что тетралогия — тема нераспространенная. Но во втором томе у меня появились новые герои — Владлен и Лука, их финал оказался очень сжат. Мой редактор Арина Ярешко предложила убрать главу, потому что её нельзя было вставить по тексту лаконично. Когда мы уже всё сделали, я сижу и думаю: «Здорово, мы всё убрали, а финал этой цепочки сюжетной — где?»
Когда вышли второй и третий том, буквально с недельной разницей, мы уже работали над редактурой «Ловца Чудес». Я начала получать фидбэк на «Мрачный Взвод». Владлен и Лука для многих стали любимыми героями, да и мне они очень нравились. Я сказала: «Арина, давай сделаем том о них!» Так у меня появилась возможность ещё что-то рассказать. В четвёртой части помедленнее идёт сюжет, я поглубже героев показываю, там больше размышлений.
Люблю динамику в текстах, поэтому многие моменты рефлексии опускаю, но в четвёртой книге я расслабилась и сделала историю, где уже никто ни за кем не гонится. Там будет конфликт, мы узнаем ребят поближе, появятся новые герои. Надеюсь, мой редактор не побьёт за неё, потому что том вышел больше, чем первые три. Но это точно финал. Я собираюсь сделать камео Варны, Свята и Дария, чтобы ответить на некоторые вопросы, которые осознанно оставила открытыми.
— Многие авторы выбирают проторенную дорожку и идут по ней. А ты пишешь и готическое фэнтези, и славянское, и киберпанк. Как так получилось?
— Люблю очень много всего! Когда у меня прошла тема с тревожным расстройством, у меня любовь ко всему помножилась на 10.
В какой-то момент славянка бахнула очень сильно. Я об этом не знала, но когда «Взвод» начали издавать, популярность жанра пошла на убыль — я запрыгнула в последний вагон. Так что на тренды не ориентируюсь, потому что они подразумевают определённую динамику между персонажами, конкретных главных героев, а я такое не люблю. У меня, если девчонка, то обязательно боевая, со шрамами, взрослая, с серьёзными проблемами, а не поиском себя, как это обычно бывает в young adult. Исходя из этого выбираю темы. Например, «Ловец Чудес» появился из моей огромной любви к классическому образу вампиров и готической атмосфере. Это Брэм Стокер, Ле Фаню с его «Кармиллой» и Энн Райс несмотря на то, что она опасно балансирует рядом с поп-культурой. А там уже Эдвард Каллен, конечно же. Как я люблю говорить: «Десятые годы подарили кому-то Эдварда, кому-то — его отца».
Арина Пырина
Надеялась, что могу прописать вампиров, но не обычных, а как-то по своему. Я сложила слог, который хотела использовать, образ классического кровососа и присыпала всё стихами Бодлера. А потом подумала: «Хотелось бы добавить туда ещё мифических существ». Начала размышлять, где они могли бы собраться, и решила, что это будет бродячий цирк. Хотя я его ненавижу и тему эту терпеть не могу. Думала, никогда не напишу такое. *смеётся*
Киберпанк — это вообще отдельная тема. Я ребёнок, который вырос на «Евангелионе», «Трансформерах», «Могучих рейнджерах»: темах меха и роботов. Я прям болею этим.
Есть такая тема. Когда после славянки или готики пишешь какой-нибудь киберпанк, там достаточно простой слог, буквально разговорный, поэтому тебе кажется, что ты резко отупел. Когда используешь разговорную речь, чтобы персонажи были живыми, а они не могут разговаривать, как выпускники семинарий, думаешь: «Я тупой». И несколько дней ходишь с ощущением, что пишешь ужасно. А потом понимаешь, что всё нормально, это просто стилистика сеттинга. Но киберпанк и научная фантастика сейчас не тренд, поэтому я не давлю на издательство. Всему своё время.
Арина Пырина
У меня пока есть идеи разного фэнтези, но я каждый раз напоминаю себе, что от меха не отступлю. Дайте мне мою пост-апокалиптическую Японию!
— Вернёмся к «Ловцу Чудес». Идея книги родилась с любви к вампирам и нелюбви к циркам? Как проходил процесс создания?
— Я написала пилотную главу и отправила друзьям. Им понравилось, так что я продолжила. Смотрела карты, гуляла в Google Maps по Хайгейтскому кладбищу, например. Мне очень хотелось оставить какую-то дань любимым авторам, поэтому я использовала образ этого кладбища: ходят слухи, что именно там Стокер придумал «Дракулу».
Мне очень хотелось написать что-то о вампирах. Стояло начало осени, солнышко, жёлтая листва. Я решила создать нечто готическое и меланхоличное.
— А как выбирала, какие Чудеса попадут в книгу?
— Прелесть людей в генетическом разнообразии. Мне очень хотелось показать разные культуры, чтобы контраст между Чудесами был во всех отношениях невероятен. В «Ловце» есть вампиры, арабские джинны, вервольфы из Армении , греческие сирены, гномы, азиатские кицунэ. Я пыталась использовать знакомые всем образы, но чтобы они рядом друг с другом выглядели максимально контрастно. Главный троп — обретение семьи. Я хотела, чтобы он казался ещё более волшебным и чудесным: даже настолько разные существа смогли найти не только общий язык, но и полюбить друг друга, стать семьёй. С возрастом мы всё больше понимаем, что зачастую семья — это не кровное родство, а просто очень близкие по духу люди.
Алина Кувшинникова
— И в «Ловце Чудес», и в «Мрачном Взводе» есть оживший мертвец. Стоит ли нам ждать появления подобных персонажей в других книгах?
— Конечно! Я очень люблю кровопийц во всех их ипостасях, особенно классические образы типа оборотничества. Например, в моём новом произведении «Красное бедствие» у меня будут зверомаги. Это существа, которые могут превращаться даже в драконов.
Я очень люблю классические темы, потому что они очень комфортные. Люди с тревожностью поймут. Когда видишь знакомые образы, поданные по-новому, это играет намного лучше, чем, например, новая выдуманная раса.
— А у тебя не было опасения, что вампиры больше не в тренде и о них уже всё было сказано?
— Дело в том, что я не позиционировала «Ловца» как произведение о кровопийцах. Мы сейчас живём в таком времени, что позиционирование на самом деле очень сильно решает. Я продвигала книгу через троп обретения семьи. Она строится не вокруг того, что герой — вампир, а вокруг того, что он — Чудо.
В «Красном бедствии» у меня есть демоны, которые едят людей и кровь пьют, но книга не об этом. Сейчас люди любят героев и определённые тропы, а ещё запоминают их лучше, чем сюжет. Например, троп «от любви до ненависти» или «обретение семьи».
Вероника Павленко
Уже несколько лет я анализирую читателя. Я в восторге от нового поколения и того, насколько они непредвзяты и открыты. Так как «МИФ» выпускает книги 16+, моя аудитория — это подростки и взрослые люди. Какая-то её часть уходит в книжные миры, чтобы забыться, и ей важен счастливый финал. Я получаю множество вопросов в духе: «Проспойлерите, финал будет счастливым?» Ещё пару лет назад все хотели стекла, а сейчас люди тяготеют к хорошим концовкам.
Второй вывод, который я сделала, — вокруг мёртвых героев фандомы не собираются. Аудитория помладше ищет теплоты. Есть ребята, которые, например, живут в неблагополучных семьях, они идут в книжные миры за тем, что не получают от родителей. Когда я впервые написала о тропах обретения семьи, у меня видос по книге залетел на какие-то невероятные просмотры. Я была в шоке, какой отклик получили взаимоотношения между друзьями, которые заботятся друг о друге. Людям сейчас не нужно стекло или какие-то супервещи. Нужно создать безопасную среду, чтобы читатели прониклись и героями, и происходящим, почувствовали себя в этом мире и в этой ситуации комфортно. Для меня это стало большим открытием. Я тогда впервые задумалась, зачем я читаю книги. Вот стоят мои четыре шкафа, и я размышляю: «А что я лутаю, когда читаю? Ищу ли я какой-то вайб, успокоение или что-то ещё?» Сейчас книги для многих людей — это не столько источник знаний, сколько защита, домик, в котором можно спрятаться.
Поскольку я человек, который особо не состоял в фандомах, для меня удивительно было, что люди отстаивают очереди, чтобы подписать мою книгу, что для них это важно. Фандом родился буквально у меня на глазах. Мне приятно даже не в том смысле, что я часть этого всего, а в том, что мне интересно смотреть, что люди ищут в моих книгах и что в итоге получают. Как правило, писатель обращает внимание на одни вещи в книгах, а читатель вообще на другие. Я бросила какую-нибудь, казалось бы, незаметную штуку, а читатели клепают мемы с только им понятными приколдессами. Из последнего: мне кидали мемы по «Ловцу» с плачущим Арчи, где написано: «Когда заставили рыть пруд с карпами Кои». И я думаю: «Вы даже про пруд запомнили! Вы просто сумасшедшие, ребята».
— Ты в интервью часто ссылаешься на Стивена Кинга, его способы работы с текстом. Как он повлиял на твоё творчество и какую занимает роль в твоём сердце?
— Это забавно, потому что я люблю далеко не все его работы, это не самый мой любимый писатель. Просто когда я начала упорную работу над текстами, я постоянно слышала, что со мной что-то не так, ведь настоящий автор рыдает три дня, потом пишет две строчки, стирает и рыдает ещё три дня. Говорили, что выгорю, невозможно так много работать. Одна из моих любимых фраз «Как ты работаешь?», на которую я отвечаю: «Как люди на заводе».
Я понимаю, что творчество у нас принято романтизировать, но я воспринимаю его достаточно холодно. Может, я в принципе не романтик. Для меня это работа. Если я этим занимаюсь, то должна делать это постоянно и хорошо. Потому что если я буду выпускать одну книгу в три года, то в таком потоке выпускаемых книг никто о них помнить не будет. Вот когда достигну уровня Мартина, смогу себе позволить что-то не дописывать. А я только начала, вокруг только собираются люди, нужно прикладывать усилия.
Я работаю каждый день: и в день рождения, и в Рождество. И не понимала, почему я могу, а другие нет. В какой-то момент начала думать, что со мной что-то не так, поэтому начала как дурная скупать книги от писателей для писателей: Чака Паланика, Терри Пратчетта, Стивена Кинга. Ничего я полезного в там не нашла, кроме факта, что у нас с Кингом довольно похожий подход к работе. Его книга стала для меня откровением в том, что он тоже работает как полоумный. Как и Пратчетт: он писал каждое утро, не умывшись, садился в постель прямо с ноутбуком и начинал писать. Я прочитала у него: «Я начинал писать новую книгу вечером, когда утром только закончил предыдущую». И подумала: «Бро, у меня также!»
Меня друзья просто умоляют остановиться, выдохнуть, немножечко пожить жизнь. Но я поняла, что это нормальный рабочий запой. Бывают, конечно, периоды, когда ничего не хочется делать, когда неприятности в других сферах жизни, но если всё хорошо и ты много работаешь, это нормально.
Не могу сказать, что Кинг стал для меня отцом в плане писательства. Но и он, и дедушка Пратчетт помогли понять, что со мной всё нормально, я просто трудоголик.
— Какие авторы тебя вдохновляют?
— Как люди, конечно, Пратчетт. Я выросла на его «Плоском мире». Он во многих сферах меня мотивирует. Мне никогда не хотелось писать в его смешном и абсурдном стиле, но именно количество и качество его работ, подход к ним, и то, как он до последнего сражался с Альцгеймером, меня очень вдохновляют. Больше всего у него нравится трилогия про Мокрица. Стивен Кинг вдохновляет с точки зрения подхода к работе. Любимая книга — «Мобильник». Когда моя читательница узнала о том, что я её обожаю, но у меня она есть только в мягком переплёте, то всю Москву оббегала, чтобы найти для меня «Мобильник» в твёрдом издании.
Ещё люблю работы Робин Хобб. Обожаю огромные циклы. Глен Кук с его «Чёрным Отрядом», Джордж Р. Р. Мартин, Джо Аберкромби, которого я очень поздно для себя открыла, потому что никогда не думала, что мне понравится гримдарк. А ещё Энн Райс с «Вампирскими хрониками».
Из наших авторов — Катя Звонцова и её «Серебряная клятва». Потом она, к слову, стала литературным редактором «Ловца чудес». С ней очень комфортно работать.
— Ты раньше стримила World of Warcraft. Не собираешься вернуться к этому? Какие вообще игры любишь?
— Я очень много работаю, поэтому сейчас играю только в Overwatch, куда можно быстро зайти на пару каток и в Warcraft, потому что это жизнь. В League of Legends мобильную. Стараюсь больше ни во что не играть, потому что боюсь залипать. Я как чёрт от ладана бегала от Baldur's Gate 3, потому что знала — застряну там на века. Чтобы вы понимали, у меня только на одном из персонажей в Warcraft наиграно четыре тысячи часов. С играми у меня такая осознанная диета: девочки, в пару ключей в WOW сходили, пару каток Over скатали и спать.
— Из аниме что-то нравится?
— Я выросла на «Тетради смерти», «Эльфийской песне» и «Евангелионе» — у меня дома на шкафу стоит огромная Ева 0.1. А потом спрашивают, откуда у меня столько кровищ в книгах…
Из новых обожаю «Пламенную бригаду пожарных» и «Клинок, рассекающий демонов», там анимация вышла на новый уровень, боёвка просто трэш! Смотришь и думаешь: «На каких мощностях вы это обрабатываете?»
Анна Панфёрова
Ещё огромный фанат «Блича», посмотрела всё аниме, не выходя из комнаты, прогуляла все пары тогда. Все эти 300 серий... У меня дома стоят акриловые фигурки Бьякуя, Улькиорры и Гриммджоу. Я большой фанат! Это одна из причин, почему я очень хочу написать японский постап, причём не про Японию, а как японцы — безумная драйвовая динамика.
— Скоро у тебя выходит «Красное бедствие». Можешь поделиться подробностями?
— Я планирую дилогию. Это моя первая работа полностью в авторском мире, со своими материками, вот этим вот всем. Набралась смелости, начитавшись метров в нашем тёмном фэнтези! Поняла, что хочу попробовать, потому что чем сложнее, тем интереснее. Плюс ко всему люблю прыгать по жанрам, потому что писать, например, одну славянку всю жизнь — стагнация для меня.
В «Красном бедствии» есть заимствованные из верования в Гекату оккультизм, ритуалы, демоны, кровь. Это мрачное тёмное фэнтези с множеством героев, где у каждого разные мотивации, судьбы. Любовные линии не будут играть движущие роли — это не ромфант или ромэнтези, а такое боевое, кровавое произведение с приправой из оккультизма и классных мужиков. Во втором томе мы побываем в мире демонов, увидим второй континент. В общем работы много, безумно много.
Арина Пырина
