18 марта в кино выходит «Никто» — новый фильм Ильи Найшуллера. Вы наверняка знаете его творчество по «Хардкору», музыке Biting Elbows и многочисленным клипам, в том числе в сотрудничестве со Шнуром («Вояж» и «Кольщик» вы наверняка видели) и The Weekend (False Alarm). Наш редактор Варков пересмотрел клипы режиссёра, перечитал тонну его интервью и даже посмотрел стримы на твиче, чтобы поговорить с Найшуллером о новом фильме с Бобом Оденкёрком, изображении русских в американском кино, ностальгии, играх и кинематографе в пандемию.
О чём «Никто»
— Начнём с самого актуального: как я понял из трейлера, ключевая тема «Никто» — разочарование в своей жизни и непонимание, как жить «нормально». А в клабхаусе ты рассказал, что главный герой по сути наркоман, а его наркотик — насилие. Можешь рассказать о главной теме фильма?
— И то, и другое, на самом деле. И то, что я сказал в клабхаусе, — это всё один коктейль тематический. Человек несчастлив, потому что живёт не своей жизнью и скучает по ощущениям прошлого.
— Я слышал, ты большой фанат Боба Оденкёрка ещё со времён скетчей «Мистера Шоу». Идею «Никто» предложил как раз он, верно?
— Да.
— Насколько знаю, фильм основан на его пережитом опыте. Расскажи, как Оденкёрк участвовал в работе над сценарием.
— Не могу сказать, что конкретно этот опыт помог, когда мы уже садились и с Дереком [Колстадом — сценаристом картины, ред.] переписывали сценарий. Но единственный плюс этого опыта, а он весьма травматический, разумеется, — это то, что из него выросла картина. Когда мы начали общаться, Боб рассказал мне эту историю, а потом он к ней уже не возвращался. Пока не пришло время рассказывать о кино, и мне было интересно, будет ли Боб этим делиться, потому что мне не хотелось самому рассказывать его историю. Это всё-таки личный момент.
Он сделал интервью, и я понял, что всё — можно рассказывать. Всё, что есть в фильме из этого случая, кроме самой стартовой идеи, — это то, что полицейский говорит почти те же слова, которые сказали тогда Бобу. Он говорит: «Молодцы, всё сделали хорошо, но была бы это моя семья…»
— Поступил бы совершенно иначе.
— Да. Нет этой строчки — она заканчивается троеточием.
— Оденкёрк изначально — комедийный актер. Даже в «Во всех тяжких» он был скорее комическим персонажем, и только в «Лучше звоните Солу» полностью отдался драме. Что можешь сказать о нём как о драматическом актёре?
— Мне кажется, у всех комиков есть темнота внутри. Играть драму проще, чем играть комедию. Смешить человека намного сложнее, чем заставить его грустить. В этом я почти уверен. Когда Робин Уильямс ушёл от комедии и стал пробовать себя в трогательных и драматических ролях, получилось бомбически.
Понятно, что Боб не совсем из той же категории. Он в первую очередь был сценаристом, а комедийным актёром он стал, потому что надо было снимать. У него это хорошо получалось, но он до сих пор, если его попросить, скажет, что в первую очередь остался сценаристом. Когда он сидит, изначальная структура его организма: горбится, бумажка, ручки и начинает что-то там себе записывать. А потом вспоминает, что он актёр, но первое, к чему его тянет, — это писать.
О злых русских в кино
— Главным злодеем в «Никто» будет персонаж Алексея Серебрякова. В клабхаусе ты рассказывал, что настаивал на смене злодеев с корейцев на русских. Расскажи, чего ждать от представления русских в фильме. Есть расхожий стереотип о злых русских в качестве злодеев, и вокруг него немало негатива.
— Мы обыгрываем ожидаемые клише, при этом у нас всё более аутентично, хотя бы в силу того, что у нас русский режиссёр и русские артисты, а не американцы, которые такие: «Хэй, ай эм а бэд гай, ай эм дринк водка». Причём мы ради интереса пробовали хороших американских артистов на эту роль. Когда мы смотрели, то понимали, что классно, это большие имена, но лично мне было тяжело.
Я понимаю, что кино — это магия, нечто выдуманное, по сути, это бизнес ***** [обмана]. Мы из ничего делаем что-то, и люди начинают в это верить. Тогда всё получается, но надо самому верить в то, что ты делаешь, и я не верю. Я смотрю на иностранца, который играет русского, и понимаю, что это то, что всегда меня раздражало в фильмах, когда показывали русских. Особенно в американской студийной системе — это классика. Причём как зрителя меня это не то что обламывает, но смотришь и думаешь: «Э...»
Я помню единственный раз, где меня это обломало по-настоящему — это злодей в «Великом уравнителе». Мы когда с Бекмамбетовым смотрели кино в штатах, то пошли на него. Я люблю Дензела, думал будет классно и там есть хорошие моменты, но когда приезжает… Это злой русский, мы видим, как он делает свои злые русские дела. Я никогда не забуду кадр, где он снимает рубашку у себя дома, и там вокруг него пролетает вертикальная панорама, благодаря которой видно, что он весь в татуировках, причём в какой-то бредятине. Не то чтобы я эксперт по зековским татуировкам, но я вижу, когда это точно не то. И он всё это делает, мышцы показывают, такой весь жёсткий, потом берёт трубку, звонит своему русскому боссу, которого зовут Пушкин (драматическая пауза). Сука… Вот здесь я встал и реально ушёл из зала. Сказал: «Тимур, я не могу». Мы встали и ушли, пошли на другое кино.
Меня накрыло не потому, что Пушкин — наше всё и так далее, а потому что это показывает, что бессмысленно иметь классного Дензела, который отлично играет, и иметь в своём сценарии такое вот… По мне это просто ******* [глупость]. «Да ***** [всё равно], русский рынок, посмотрят-не посмотрят, что-то скажут, всё зайдет, всем плевать».
И тот факт, что «Джон Уик» работает, несмотря на то, что там нет ни одного русского, а главного русского злодея, Виктора, играет швед Микаэль Нюквист. И это можно смотреть, это не убивает, но всегда хочется, чтоб была некая, хотя бы маленькая доля аутентичности, особенно, когда ты — русский режиссёр и снимаешь русских. Жил бы я в Америке и плевать хотел бы на Россию, тогда было бы в духе: «Да ладно, сделаем, как все. Будем делать вид, что я сам американец и подхожу к этому так». Но мне нравится жить в России, и я хочу жить в России, мне нравится наш народ, и мне хочется, чтобы моё кино не вызывало у людей таких эмоций, как другие фильмы вызывали у меня. Некое уважение к зрителям.
— Как сложно было привлечь русских актёров для съёмок фильма?
— Привлечь было не очень сложно. Мы снимали в Канаде, а там, как и в Америке, крепкие актёрские гильдии. Каждый актёр, кто не из команды, русский или американец — неважно. Они наравне — с точки зрения гильдий. Я должен был оправдывать, почему мы берём этих людей.
Проще оправдать, когда ты берёшь RZA, потому что это RZA, и они знают его. И сложнее оправдать, когда мы зовём Алексея Серебрякова, Сашу Паля, моя жена играет в фильме. Мне не было тяжело, я тогда сказал: «Ребят, было бы классно с ними!» И местный канадский юнит-продакшн-менеджер говорит: «Илья, давай на этом остановимся». Список был больше изначально, но каждый раз мне туда ходить и пытаться объяснять... Я делал нарезки, присылал им. Это работа бюрократического характера.
Продюсер и студия поверили в эту идею и поддержали без проблем. Проблема была в реальности производства. И опять же, классно, что гильдии такие крепкие и защищают своих. Профсоюзы и гильдии — это здорово.
Чего не хватает в кино в России — это профсоюзов, чтобы не было ******** [диких] смен по 24 часа. Я постоянно так снимаю. И как продюсера меня это устраивает, а как режиссёра — это убивает, и съёмочную группу это тоже убивает. Жизнь слишком короткая, чтобы так делать.
О съёмках кино в пандемию
— Как думаешь, у «Никто» есть потенциал стать франшизой и пойти по пути «Джона Уика»?
— Потенциал есть. Но у меня вопрос: «Какой будет зрительский спрос?» Фильм выйдет, и я знаю, что его посмотрят в кино или на стримингах. Его посмотрят, потому что сарафан будет как минимум неплохой. Скорее всего, даже хороший, но сиквел будет оправдан, когда студия поймёт мировой интерес — какие будут цифры относительно пандемии, какие рецензии, что говорят зрители, как обсуждают. Даже, если первый не соберёт те цифры, которые собрал бы до пандемии, а он не сможет их собрать, то это не значит, что не может быть сиквела, то есть шансы все есть. Узнаем в этом году.
— Насколько я знаю, съёмки фильма закончились незадолго до начала пандемии, а вот постпродакшн шёл уже в условиях изоляции. Расскажи об опыте работы над фильмом в этих условиях — много ли было неудобств? Или в чём-то это даже помогло?
— Было неудобно, но и плюсы были. 25 февраля я показал режиссёрский монтаж студии. Всё хорошо. Есть некие комментарии, очень логичные, потому что за десять недель в принципе сложно смонтировать всё, как надо, потому что я по американской гильдии режиссёр. Любой фильм — десять недель на монтаж. Эти десять недель ты можешь никому ничего не показывать, закрывать дверь и говорить: «Не **** [заботит]. Вот мои десять недель — я работаю». Но я не ***** [идиот], и после шестой недели стал показывать монтаж Бобу, продюсерам, чтобы прийти уже в студию, показать свою версию, сказать: «Мы все от неё кайфуем, что думаете?»
Это очень конструктивный, правильный подход, потому что всё сработало, глава студии посмотрела. Очень-очень умная женщина, я с ней чуть-чуть знаком со времён «Хардкора», но меня поразило, как она посмотрела режиссёрский монтаж, и у неё было два комментария. По обоим она была реально права, настолько, что я вышел и понял: «Вот почему она — глава студии». Всё не просто так.
Я вернулся обратно в Ванкувер, начал делать следующую итерацию. 18 марта должна была быть фокус-группа в Лос-Анджелесе, мы уже приготовили фильм. Я, как человек, который любит читать новости, видел, что пандемия уже везде и понимал, что нас ждёт. Американцы говорили: «Не-не-не, все нормально. Фокус-группа будет, всё хорошо», а я говорил: «Что-то не верю». В итоге какого-то числа у них закрывается NBA, Том Хэнкс заболевает и все такие: «Серьёзно..» Всё отменяют, мне звонок через день: «Илья, езжай-ка ты домой, мы закрываем офисы. Все пусть дома будут, с семьями, мы не знаем, что происходит и насколько это серьёзно. Собирайся и лети, вот твои билеты. Всё».
Я вернулся домой, локдаун и через какое-то время мне говорят: «Давай сейчас продолжим монтаж». Мы начали дистанционно монтировать, потом первого июля открылись американские границы, и я полетел туда.
Дистанционно монтировать не очень удобно, но лучше, чем ничего, конечно. «Форсаж» был первым фильмом, который перенесли на следующий год. Все так удивились: «Неужели это настолько серьёзно?» А в Universal сразу подумали, что лучше так, — ничего страшного, перенесём, следующим летом взорвём.
И команда, которая делала «Форсаж» — лучшая команда звукорежиссёров в этом городе. Я изучал статистику, там есть 26 человек, 30 максимум, которые могут делать то, что эти ребята делают на таком уровне. И одна из них оказалась свободной. И так как эти ребята очень любят работать, несмотря на то, что вроде всё должно быть закрыто, но неофициально, и это выбирает уже каждый. Мы работали в Universal — на самой большой звукомикшерской сцене, а в данном случае — это театр, кинотеатр на 400 человек, где стоят шесть огромных столов, всё подключено и все сидят, монтируют. Мы работали с лучшей командой — это наш плюс. Потому что в самом Universal не было ни одного человека. Был человек, который на въезде мерил температуру и запускал, но всё закрыто, никаких кафе, просто перекати-поле. Я несколько раз там был до этого, и там всегда куча павильонов, съёмок, как в кино показывают, а здесь — просто тишина. Особенно когда ночью выходил, и было такое крипи-крипи ощущение. Это большой плюс для нас. Было время с топовой командой делать звук к этому фильму.
— Даже с учётом послаблений ограничений в России печальная ситуация с кинотеатрами — люди неохотно ходят даже на те фильмы, которые им интересны. Нет в команде «Никто» опасений, что время для релиза не лучшее?
— Относительно препандемических уровней, конечно, фильм не доберёт. Это нормально — мир поменялся. Многие сейчас жалуются: «Мы хотели бы, мы могли бы собрать больше...» Я знаю одно: если бы сейчас не было пандемии, то фильм бы собрал здорово по всему миру, потому что реакции на трейлеры и на первые рецензии, которые я получаю — всё говорит о том, что это был бы такой неожиданный хит из ниоткуда. Маленькое студийное кино, которое размахнулось и ударило. Цифр допандемических не может быть, но вопрос: «Какие цифры будут?» Конечно, интересно. Предсказаний у нас никаких нет. Надеемся, что что-то будет.
С точки зрения проекта, я вижу, что в него вкладывают в рекламу — студия верит, несмотря на то что в Америке были закрыты кинотеатры, они потратили немаленькие деньги на «Суперкубок», сделали рекламу. Это многое говорит о позиции студии относительно фильма. Они верят в этот материал, верят, что он может сработать, что людям будет интересно.
Всё-таки потихоньку в мире всё начинает открываться, и он выходит намного позже, когда всё будет в более безопасном, открытом режиме. Безопасность растёт. Да, не будет так, как могло быть до, но будет что-то другое. Я счастлив, что фильм выходит в кинотеатрах — мне жаловаться тут вообще не на что. Возможность у людей есть. Те, кто чувствует, что можно идти — надевают маску и идут. До вакцины я ходил в кино. Надевал маску и аккуратно ходил на сеансы, где было меньше людей, не садился рядом — и всё в порядке, но при этом каждый делает выбор сам.
О других идеях для кино
— В интервью «Либо Либо» ты упомянул, что твой сценарий-долгострой, о котором ты много рассказывал в интервью, — супергеройский. Это попытка переосмыслить комиксы или ты хочешь представить свой взгляд на супергеройское кино?
— Это не экранизация. Это оригинальная идея с оригинальным героем. Всё время думаю: «Зачем я об этом говорю?» Ведь мне придётся действительно сесть и написать сценарий. Эта идея пришла ко мне, как только я прилетел в Москву, когда только началась пандемия. Я вернулся в Москву и понял, что хочу садиться писать, время есть, фильм не делается — надо писать. У меня за пазухой уже три потенциальных проекта, которые мы написали за последние три года, и все они были с соавторами. Я подумал, что хочу сесть и написать своё. И я вспомнил идею для своего клипа, которую я придумал три года назад.
Я написал сценарий для клипа и понял, что это нельзя тратить идею на клип, потому что она слишком крутая. Это должен быть очень классный полный метр. Я долго крутил мысли: «О чём? Как правильно это интегрировать и рассказать историю в полном формате?» Мне это стукнуло, и я начал где-то в марте, чуть-чуть пописал, потом пауза, потом опять чуть-чуть пописал, и вот сейчас я жду, как закончу все пресс-дела, связанные с фильмом, «Никто» выйдет, а я больше не брал ни одной работы, я сразу сажусь и пишу. Посмотрим, что получится.
— В интервью ты упоминал, что «Хардкор» открыл тебе дорогу к съёмкам экшен-фильмов, и тебя много звали. Например, в «Операцию по спасению» от Netflix, которую в итоге сняли братья Руссо. Расскажи, с какими ещё фильмами было подобное.
— Всё, что не получилось, они так и не сделали. Не потому, что у меня не получилось, а из-за множества причин: неправильное время, бюджеты и так далее. То есть такого, от чего я отказался, что стало чем-то иным, — нет, кроме «Операции по спасению».
— Если бы тебе предложили поработать над какой-то крупной франшизой — на твой выбор, что бы это было?
— Дэн Трахтенберг будет делать «Хищника», значит он в ближайшее время занят. «Чужих» продолжает Ридли Скотт, они тоже заняты. «Робокопа» не будет в ближайшее время. Что ещё есть такого, что меня интересовало бы из известных франшиз? «Терминатора» никогда не получится сделать хорошо, потому что слишком много людей пытались — два фильма и достаточно, по сути, но это было бы интересно. Наверно, что-то очевидное сейчас забывается.
— Ты бы хотел взять именно научно-фантастическую франшизу?
— Да. Мечтой был бы «Джеймс Бонд», но «Терминатора» больше шанс запустить, чем «Бонда». «Джеймс Бонд» — это такая цель через пятнадцать лет — всё может быть.
Об опыте в анимации и любимых мультфильмах
— Я читал в интервью, что тебе понравился опыт работы над анимационным клипом для Глюкозы и ты бы поработал ещё над подобными проектами. В клабхаусе ты даже рассказывал, что думал об анимационном киберпанк-сериале. Расскажи, почему проект отправлен в долгий ящик.
— Это был не сериал, а фильм. Я не так много смотрел анимационных фильмов, но всегда вспоминаю «Акиру», пересматривал её очень много раз. Было бы классно попробовать себя в этом направлении, сделать что-то интеллигентное и крутое. Конечно, это сложнее, потому что прошло тридцать лет, и «Акиру» всю разобрали и переделали кучу раз, но идея была не то чтобы «Акиру» сделать, а чтобы создать что-то с потенциалом быть настолько же классным, что очень трудно. И мы обсуждали с ребятами, как это можно сделать, сколько нужно времени и денег. Тогда я понял, что принцип следующий: надо сесть, написать сценарий, после чего нужно брать со-режиссера. Вот у меня это Илья Шекиладзе, с которым мы делали клип Глюкозе. Два полноправных режиссёра: он отвечает за своё, я — за своё. Было бы интересно это сделать. Но вопрос: «Дойдут ли руки?» Непонятно, потому что это очень тяжело. Скажем так, я ещё не наигрался в кино, чтобы задаваться вопросом: «А что ещё есть?» Это любительская мечта о такой вот классной штуке.
— В беседе в клабхаусе ты ещё говорил, что тебе больше нравится, когда тебя называют не режиссёром, а реализатором.
— Мне слово само нравится, да.
— Касательно анимации, там это особенно чувствуется, что ты не совсем режиссёр, а реализатор какого-то концепта. А как опыт работы над фильмом отличается для тебя от работы над анимацией — именно с точки зрения режиссуры?
— Так как это был мой первый опыт, то моментами было тяжелее. При этом присутствует ощущение свободы. То, что ты берёшь направление, разрабатываешь его, но у тебя есть намного больше моментов, где ты можешь чуть-чуть корректировать свой курс. С кино это намного сложнее. Ты снял, и остается вариант только монтажа, а монтаж, конечно, сильнейший инструмент и может менять, что угодно, но там всё равно нет той свободы, которая даёт анимация. Это ощущение очень освобождающее.
— А что из анимации ещё ты любишь? Можешь рассказать о последних картинах, которые тебя впечатлили?
— «Человек-паук: Через вселенные» был феноменальным. Это было гениально. С точки зрения анимации мне очень понравился «ЛЕГО фильм». Это 3D — понятно, но он меня прям взорвал. Я первый раз в жизни подошёл к плакату и сфотографировался. Настолько меня поразил этот мульт. Своей анимацией, тем, как они классно рассказали историю, какой он смешной. Фил Лорд и Кристофер Миллер — очень крутые режиссёры. У них нет ни одного промаха, и всё у них замечательно. Как режиссёры полных метров и анимации — это очень топовые ребята.
Об играх и Call of Duty: Warzone
— Я знаю, что ты периодически стримишь игры на Твиче. Насколько серьёзно ты увлекаешься ими?
— Я играю в Call of Duty: Warzone исключительно. Мне ничего не надо — мне и так хорошо. Это мой отдых. Я смотрю матчи по Starcraft периодически, когда ем и играю в Warzone. Мне нравится, что компания там хорошая, позитивно всё. Нравится, что я всё лучше и лучше играю, несмотря на то что мне 37 лет, и по идее я должен проигрывать пятнадцатилетним подросткам. Первое место я взял очень много раз. И KDR [один из счётчиков статистики в игре — ред.] у меня растёт, хотя не должно. Когда-нибудь я доведу его до двойки, и буду счастлив.
— А какие игры 2020 года тебя впечатлили больше всего? Я знаю, ты проходил The Last of Us Part II.
— Очень понравилось, очень хорошая игра.
— Чем конкретно тебя цепляет Warzone?
— Мне всегда было плевать на «Колду», я играл последний раз в Modern Warfare, когда вышла первая часть. Меня тогда поразило: сколько это лет было назад? Двенадцать-тринадцать? С тех пор я в игры серии не играл. Я был больше баттлфилдовский пацан. Но я искал баттл-рояли, которые мне прям понравятся. В Fortnite мне было тяжело, потому что меня эстетика раздражает — очень красочная.
Мне в Warzone очень нравятся карты — особенно город Верданск. Мне нравится ощущение от движения, плавность персонажа. То, как ты двигаешься с мышкой, с клавиатурой. Ощущения очень кайфовые. Мало таких игр, где это чувство столь свободное и очень интуитивно всё происходит: прыжки, движения, слайды. Там не совсем игра на равных, потому что всё-таки, чем отличается Warzone: у тебя лодаут, который ты заказываешь и берёшь свои любимые пушки, там слишком много меты, она постоянно ломается, постоянно в игре появляются хакеры. Даже не хакеры, а просто ***** [говнюки]-читеры. На твиче нельзя ничего говорить в сторону насилия. Я и сам против, но, клянусь, встретив читера в Warzone… Они вызывают настоящие негативные эмоции.
Мне нравится, что я играю с очень классными и разными ребятами. Я пришёл, включил, поиграл две-три недели с людьми, с которыми мы снимаем, они все с PlayStation играли, а потом начали подкатывать люди: «Можно с тобой поиграть?» Я говорил: «Давай». А затем я нашёл комбинацию ребят, которые более-менее умеют играть — некоторые очень хорошо играют, тащат нас, простых смертных.
При этом у меня есть друг из Казахстана, есть парень из Ростова, чувак из Углича, который с тех пор снимался у меня в двух работах. Я с ним начал общаться — он прям классный, надо его снимать. Парень из Минска. Просто такой многонациональный, светлый состав.
Я каждый вечер в твич захожу, убиваю там много часов, но для меня это отдых, небольшое комьюнити формируется. Немного зрителей, я не пытаюсь это как-то раскрутить. Я получил партнёрку и за месяцев шесть заработал сто двадцать долларов, которые пошли на благотворительность. Но было приятно.
О кидалтах и просмотре фильмов в компании отца
— Читал в интервью, что ты очень любишь смотреть кино в компании отца. Почему тебе так важен этот опыт?
— Это просто очень классно. Всё очень просто. Мне нравится, потому что мне классно. Я люблю ходить в кино с папой, потому что мне классно. Мы с женой, с Дашей, постоянно ходим в кино, и это получаются наши самые счастливые моменты. Кино для меня — это кино. Я не знаю, с чем это можно сравнить. Такого больше нет. У меня дикое спокойствие. Это самый большой источник радости.
— Вы чаще смотрите новые фильмы или предпочитаете пересматривать любимые картины?
— За последние несколько лет всё меньше и меньше ходили в кино вместе, потому что мало хороших фильмов, которые нам обоим понравятся. Я пробовал папу таскать на CGI-экстраваганзу, и это не работает. Я понимаю, что ему скучно. Последняя попытка была — «Тихоокеанский рубеж». Помню, как ему было тяжело, если фильм не связан хоть как-то с реальностью. Понятно, что такой может быть и научная-фантастика, но вопрос в том, насколько она фантастика. Как только начитается CGI-тусовка, то всё — внимание уходит моментально. Поэтому «Никто» я снимал с ощущением, что снимаю для отца, потому что не на что с ним сходить. Недавно был фильм «Рыцари справедливости», вот на это надо было сходить с отцом — это было классно. Очень-очень понравился.
— 2х2 топит за кидалтов и невзросление, мы много говорим о том, каково жить со своим внутренним ребёнком, который помогает поддерживать в себе увлечения, тянущиеся с детства. И, собственно, наша политика как раз в том, что иметь такие хобби и мировоззрение — совершенно нормально. А в каких отношениях ты со своим внутренним ребёнком? Считаешь ли ты себя взрослым?
— Есть реальность, в которой мне тридцать семь. При этом я думаю, если бы я сейчас пообщался с собой пятнадцатилетним, то во многом бы он мне очень завидовал, прям по-хорошему: «Ой, а ты что играешь в видеоигры? У тебя огромный монитор? Сорок девять дюймов? Класс!» Поэтому ребёнок во мне никуда не делся, и я думаю он испытывает много восторга. Даже не думаю, а знаю.
Мне очень нравится взрослая жизнь и все интересные вещи, которые появились с опытом, пониманием и финансовой свободой, но радость идёт 50/50: что бы впечатляло меня мелкого и что впечатляет меня сейчас и приносит мне кайф. Я не уверен, что мне нравится слово «кидалт», потому что можно быть адалтом, но при этом быть счастливым человеком и получать удовольствие от кучи всего того, что вроде бы не принято. Если брать пример с Warzone — я понимаю, что кто-то смотрит и думает: «Ну да… Это не очень нормально». Да ***** [всё равно]! Помнишь, как чувак в меме говорил: «Да мне вообще ***** [всё равно], даже дверь открыта! Ваще ***** [всё равно]».
Это мой spirit animal. Если мне хорошо, я работаю усердно, у меня есть периоды, где я как проклятый ***** [вкалываю], если я хочу шесть часов играть в Warzone, то я буду играть в Warzone, и мне по-барабану, что кто-то подумает, что это не совсем взрослое занятие. Не нравится – не играйте. Никто же не заставляет, что все должны играть! А я буду играть. Среди тех, с кем я играю самому младшему — девятнадцать лет, самый старший — я. Тридцать пять лет моему казахскому другу, и у него двое детей. Он детей укладывает, заходит к нам, играет пару часов, и я понимаю, что это человек, который тоже, несмотря на то, что у него своё предприятие, он — ответственный парень, у него свои дела, но он находит время получать удовольствие от жизни. Если это приносит тебе удовольствие, то почему ты должен себе отказывать? Потому что это считается ненормальным? Законы не нарушаем — нет, никому больно не делаем — нет. Всё. Играем! И так должно быть со всеми делами.
О музыке, клипах Biting Elbows и подходе к их созданию
— Напоследок немного о музыке. В твоих клипах (и не только) регулярно достаётся Александру Палю. Дождутся ли зрители когда-нибудь хэппи-энда для него?
— 1000%, что дождёмся. Ну сколько можно убивать? Это не было осознанной штукой, что: «Давайте сделаем из Саши Паля — Кенни из «Южного парка». Просто так получилось. Это не какая-то длинная, продуманная тактика, но в какой-то момент стало понятно, что пора уходить в другую сторону.
— Сейчас, когда ты активно занят режиссурой, какое место группа занимает для тебя?
— Сейчас на неё нет времени. У меня был разговор с ребятами из группы пару дней назад, что сейчас заканчивается релиз фильма. Выпускается в России, выпускается в Америке и дальше я сажусь за сценарий. Утром я буду работать со сценарием, а после трёх будем собираться и писать следующий альбом. В октябре, думаю, сделаем концерт и маленький тур. Менеджер посмотрел статистику Spotify, у нас уже сто тысяч слушателей со всего мира в месяц — это уже неплохо, даже хорошо, можно сделать маленький тур за пределами России. Это было бы интересно, очень хочется.
— Не давит ли груз из 4,5 миллиона просмотров у Bad Motherfucker, когда новые клипы набирают гораздо меньше?
— Не давит. Это же всё очень логично и понятно. Там нет ничего сверхъестественного. Bad Motherfucker пришёл и удивил всех классной реализацией, очевидной и на поверхности лежавшей идеей. Единственный раз, когда у нас была задача написать попсовую песню. Прям попсовую! Попсовая не в смысле, что она мягкая или для радио, — нет. Попсовая в том плане, что она ****** [заходит], как ****** [заходят] те группы, которые я не особо то люблю. Мне нравится, что она очень сильная, мощная и она написана очень хорошо, но это не то, что я люблю слушать. Я в своем жанре в принципе не слушаю ничего. Мне хочется играть то, что мне нравится.
На концертах она классная, ******** [взрывает] прям, как надо, но последний альбом с точки зрения музыкальности, звуков, текстов — на голову выше, чем то, что мы делали раньше. Думаю, что дальше будет только лучше, круче и интересней. Поэтому клипы, которые стоили не меньше Bad Motherfucker, но собирают в тридцать раз меньше, меня не смущаю, потому что в какой-то момент я понял, что снимаю их для группы, потому что хочу снимать клипы для группы.
Мы как-то обсуждали с Дашей, я говорю: «Даш, слушай, я буду делать клип недешевый. Может, не стоит?» А она мне: «Смотри — получаешь удовольствие от того, что ты их снимаешь? Это хоть как-то работает на группу?» Отвечаю, что да. Она: «А к чему тогда вопрос?» Я понимаю для чего мне нужны деньги — для того, чтобы дальше заниматься творчеством. У меня нет задач покупать яхты и так далее. Сейчас у меня был первый мой большой гонорар за «Никто». Я понимаю, что деньги эти пойдут туда, куда и все предыдущие гонорары: нанимать сценаристов для новых сценариев, пойдут на клипы, на записи. Меня делает счастливым творчество, поэтому деньги мне нужны в первую очередь для него. Мне кажется это очень светлый, нежадный подход, так что пусть будут клипы, которые собирают миллион, а стоили дорого. Окей. Я горжусь. У меня нет ни одного клипа нашей группы, который вызывает скрипучие ощущения. Они все очень хорошие.
Если их посмотреть подряд, то вспоминаю, как я маленьким смотрел DVD клипмейкеров вроде Криса Каннингэма или Спайка Джонса. Я смотрел их работы и думал: «Хочу, чтоб когда-нибудь у меня был такой же сборник». В России очень мало людей, которые могут заказывать такие интересные вещи, как у Спайка.
Мне повезло, что меня со Шнуром судьба свела, и я снимал то, что мне очень нравится и с большими возможностями. Я понимаю, что если собрать все мои работы, то это будет классно смотреться вместе. Они все разные. Посмотрите и вы — увидите большой спектр захваченных эстетик, сюжетов и драматических вещей. Поэтому возвращаюсь к тому, есть ли во мне ребёнок и что он сейчас думает. Если бы пятнадцатилетняя версия меня посмотрела все мои работы, то он подумал бы: «Илюх, ты — крутой, молодец. Всё-таки что-то сделал. Не только играл в видеоигры».
С расшифровкой помогла Яна Денисова.