3 октября на большие экраны выходит комедия «Особенности национальной больницы» Станислава Светлова по сценарию Александра Рогожкина, автора знаменитой франшизы об исследовании отечественного менталитета. По сюжету молодой немец Мюллер приходит за медицинской справкой в неврологическое отделение питерской больницы, а взамен становится волонтёром. По случаю премьеры встретились с актёром Алексеем Розиным, исполнившим в картине роль санитара, поговорили и о премьере, и о наследии франшизы, и даже о преподавательской деятельности.
— Вы приняли участие в комедии «Особенности национальной больницы». Сразу пробовались на роль санитара Штейна?
— Да, а кого мне ещё там играть? Деда-коммуниста или лифтёра? (смеётся) На этом возрастные роли заканчиваются. Ещё есть персонаж Укупника, но Аркадий сам справился!
— Опишите вашего героя. Кто он?
— Я играю разжалованного из врачей санитара, совершившего врачебную ошибку.
— Фильм снят по сценарию Александра Рогожкина. Как вы относитесь к другим частям франшизы?
— Смотрел все фильмы. Для своего времени они были очень смешными. Там хороший сценарий и юмор. Это достойные работы.
— После просмотра ленты кажется, будто это всё-таки продукт прошлой эпохи. Как считаете, в какого зрителя метит картина: в «старого» или нового?
— Если честно, я вообще не рассматривал «Особенности национальной больницы» как часть франшизы. Это вовсе необязательно. Фильм никак не связан с предыдущими историями. У них просто один автор.
— «Больница» тоже исследует особенности национального менталитета.
— Да, но это авторский стиль. Необязательно делать новую историю частью единого сериала. Это нечто экспериментальное — сродни авторскому кино. Мне кажется, перед нами абсолютно не мейнстримная история.
— Больничные сюжеты бывают разных жанров. «Особенности национальной больницы» — комедия, высмеивающая определённые проблемы нашей страны. Насколько этичен подобный ход в современных реалиях?
— Комедия вроде на то и нужна, чтобы смеяться над проблемами, разве нет? И таким образом попытаться их вылечить.
— Думаете, в финале истории все проблемы вылечены?
— Не знаю, это ведь рефлексия через смех, причём чёрный и немного интеллектуальный. Но каждому своё.
— Главную роль в фильме сыграл немец Карл Филлип Бенцшавель. Расскажите о вашем взаимодействии. Как иностранные актёры адаптируются на российской съёмочной площадке?
— Ему было нелегко в смысле языкового барьера, потому что он совсем не говорит по-русски — знает только немецкий и английский. Рядом, конечно, всегда был переводчик. Плюс, сама группа тоже была в состоянии объясняться на английском, поэтому довольно быстро неудобства исчезли. Вообще Бенцшавель — потрясающий парень, открытый и светлый. Он похож на своего героя, которого занесло в какие-то странные места.
При этом мы снимали в психиатрической больнице Кащенко — это гигантское помещение, часть коридоров и корпусов которого заброшена. Туда нас и пустили. В конце нашего коридора находилась закрытая дверь, из которой по расписанию выводили больных на прогулку. Мы смотрели в окна и видели, как они гуляют в огороженных двориках. Получились довольно своеобразные впечатления.
— Филлип Бенцшавель исследовал особенности российского кинематографа.
— Да, совпало.
— В чём, на ваш взгляд, заключаются особенности национального менталитета?
— Возможно, в нас действительно сидит некое разгильдяйство. Неспроста ведь наш фольклор именно об этом. Тут вопрос, с какой стороны на это посмотреть. Условно: не разгильдяйничать, а мыслить нестандартно. Креативно. Почему в наших сказках важную роль играет дурак? Потому что это человек, не связанный рамками. Ему не важны правила, поэтому у него и получается обойти систему там, где, казалось бы, это невозможно.
Вдобавок у нас широкая душа. Как сказал Достоевский: «Широк, слишком широк человек. Я бы сузил». Возможно, от этой широты и происходят всякие недоразумения. От огромных неосвоенных и неухоженных пространств. Русский человек любит думать о чём-то глобальном. Сразу заниматься обустройством целого мира, чтобы быть наравне с Богом, чтобы всё и сразу. Из-за этого руки не доходят до чего-то маленького. Например, подмести возле своего подъезда — слишком уж мелко. А вокруг разруха. Русский человек хочет добра и справедливости всему миру, но это не всегда получается.
— Ещё одна премьера с вами — «Лгунья» Юлии Трофимовой. Абстрагировавшись от персонажа, что вы думаете насчёт затронутой в фильме темы?
— Думаю, картина показывает две стороны проблемы насилия. «Лгунья» ни в коем случае не оправдывает его. Бывают случаи, когда девочки лгут о подобных вещах, но я не эксперт в этой теме. У нас действительно существует практика, при которой слово женщины против слова мужчины перевешивает. И нередко первая сторона этим злоупотребляет, а второй сложно защититься от подобного обвинения.
— Вы не в первый раз работаете с молодыми актрисами — например, Лизой Ищенко или Машей Мацель. Спрошу, как педагога: чем новое поколение артистов отличается от предыдущего?
— Возраст — условность. Ситуация «педагог-студент» действует только в рамках учебного процесса, а на площадке мы становимся коллегами. Бывают такие молодые, что десяти пожилых стоить будут. И наоборот.
— Не включается ли у вас на площадке амплуа ментора?
— Надеюсь, нет, потому что это уже совсем вилы. У некоторых артистов есть такая черта: когда они и за себя, и за того парня. Доводилось видеть. В театре шутят: Станиславский написал книгу «Работа актёра над собой», а такие артисты пишут методичку «Работа актёра над ролью партнёра». Но меня, надеюсь, минует эта участь.
— Сколько лет вы преподаёте в школе-студии МХАТ?
— Формально, как закончил учиться, то есть с 2003-го. Сначала ходил ассистировать, а потом попал в штат — где-то в 2015 году.
— Как педагог, считаете ли вы, что уклон актёрских вузов исключительно на театральное образование — проблема? Многие приходят на съёмочную площадку и не знают, куда смотреть и что делать.
— Мы с коллегами регулярно задумываемся над этим. Нужно менять ситуацию. И мы пытаемся. Так сложилось, что театральное мастерство больше про некую актёрскую мускулатуру и ремесло. Про использование тела и психики. На съёмочной площадке требуется совсем другой инструментарий. Принято считать, что в театре ты набираешь, а в кино тратишь. И в этом есть своя правда. Театральный процесс долог и кропотлив. У тебя много времени на поиски себя в роли. Плюс, ты всегда связан с партнёрами, понимаешь своё место внутри спектакля.
В кино на это просто нет времени. Пришёл и сразу выдал. С тобой никто не будет пробовать. Ты либо делаешь, либо нет. Здесь ты работаешь прежде всего с камерой, а не с партнёром. В кино другие выразительные средства, о чём всегда нужно помнить. Сегодня академическое образование и правда связано со сценой. Но мы с коллегами регулярно задумываемся о вводе новых дисциплин.
Выпустившиеся год назад студенты попали на время карантина. Первый курс — самый важный с точки зрения основ. А их заперли дома: какое актёрское мастерство может быть на удалёнке? Это довольно сложно. И мы придумали, как решить эту проблему: разделили учебную программу на разные классы, давали задания на полное съёмочное производство. Они сами снимали и монтировали. На выходе получился гигантский экзамен, который шёл порядка восьми часов. Всё это время мы сидели у мониторов. Таким образом, ребята освоили работу с камерами.
— Как выпускник Дмитрия Брусникина, почему вы не играете в театре «Мастерская»?
— До последнего времени я играл врача в «Чапаеве и Пустоте». Но надо двигаться дальше. На что-то элементарно не хватает времени, а некоторые постановки, в которых я когда-то принимал участие, просто вывели из репертуара. Театр всё-таки требует много свободных часов, коих у меня нет. И надо понимать, что, когда я выпускался, ещё не существовало такого явления, как «Мастерская Брусникина». Моим первым местом работы был РАМТ. Кстати, мы уже выпустили два круга молодых артистов в Школе-студии МХАТ, которые пополнили ряды театра «Мастерская Брусникина».
— Подобные преемственные театры очень ценны и красивы для зрителя. Пожалуй, самым ярким примером был «Гоголь-Центр».
— Согласен. Но тут ещё некая преемственность верна с точки зрения традиций нашего учебного заведения. В самом названии заложен принцип студийности. И это основная доктрина: хороший курс стремится стать театром. Классно, когда это получается. Но чтобы добиться подобного, нужно приложить много усилий, а зачастую обладать элементарным везением.
— Как выпускник театрального института находит свой театр?
— Обыкновенная практика такова, что выпускники разных театральных вузов где-то в апреле начинают обзванивать театры и договариваться о показах. Начинается кастинг. И вот ребята ходят, как на смотрины.
Часто мы стремимся заманивать на дипломные спектакли художественных руководителей существующих театров, потому что лучше, когда актёр не знает, что в этот самый момент его выбирают. Он находится в комфортных условиях. Здесь меньше лишней ответственности. Иногда студенты получают приглашение в театр задолго того, как выпустятся. Разные случаи бывают.
— Дадите топ-3 совета будущим абитуриентам для прохождения туров в театральных вузах?
— Во-первых, необходимо быть собой. Не нужно пытаться превратиться в кого-то, чтобы обмануть приёмную комиссию — это вряд ли получится. Сразу видно, когда человек начинает что-то выдумывать. Нам интересно посмотреть, какой студент на самом деле, по пути нам с ним или нет.
Во-вторых, подбирать такой материал, чтобы тебя самого трогало, чтобы ты понимал, о чём рассказываешь. Бывает, что абитуриенты готовятся к вступительным экзаменам с репетиторами, которые дают им чужой голос. Но чему таких ребят учить, если они уже всему научились? Нам важно видеть индивидуальность.
В-третьих, ни в коем случае не падать духом, если отказали в поступлении. Возможно, это просто не ваша мастерская, поэтому нужно попробовать силы где-то ещё. Но если подобное повторяется из раза в раз, следует задуматься о своём выборе и не цепляться за это. В этом нет трагедии, нужно просто найти своё.
— По вашему мнению, насколько для актёра важно образование?
— Хорошо, когда оно есть. Неспроста же оно зовётся образованием. Конечно, можно подумать, что кривляться на сцене может каждый. А ты попробуй. В институтах происходят трансформации. Что-то человек приобретает — отношение и к профессии, и к жизни. Многие люди, добившиеся успеха, действительно не имеют образования. И они талантливы. Но разница существует. Научить актёрству невозможно. В тебе оно либо есть, либо нет. Ты просто набираешь ремесленные навыки, оттачиваешь мастерство. Задача театрального обучения прежде всего в образовании личности, чтобы человек смог раскрыться и наконец стать собой.