Осенью в онлайн-кинотеатре Wink стартовал сериал «Подростки в космосе» — сай-фай о попытке спасти умирающую Землю. Над проектом работала команда «Трудных подростков». Поговорили с исполнительницей главной роли Соней Аржаных о съёмках, отсутствии кинообразования в театральных институтах и гиперчувствительности.
— Ты исполнила одну из главных ролей в сериале «Подростки в космосе». Расскажи, как вы с проектом нашли друг друга.
— Меня позвали на пробы ещё в начале зимы — без режиссёра, только с Дашей Коробовой, прекрасным кастинг-директором, которая работала над «Кентавром». Она всегда помогает актёрам на встречах. В нашей профессии иногда бывает, что ты приходишь на пробы, где сидят непонятные люди, которые не представляются и разводят сцену за две минуты. А ты дрейфуешь, как мамонтёнок на маленькой льдинке.
С Дашей было совсем иначе: случились классные пробы. Мы подробно обсудили героиню — у меня осталось удовлетворение от процесса. Это было настоящее творчество. Потом команда пропала на два месяца, я подумала: «Наверное, они не хотят, чтобы моё лицо мелькало в ещё одном проекте о подростках». Это логично с точки зрения продюсерского решения, потому что «Цикады» сделали меня медийной. Но потом меня неожиданно позвали на ансамблевые пробы, а через несколько дней утвердили. Оказалось, я одна из последних присоединилась к касту: команда очень долго не могла найти героиню. Съёмки начались буквально через неделю.
— Получается, у тебя не было репетиций?
— Не было. Больше скажу: всех ребят я так или иначе знала через одно рукопожатие, но лично знакома ни с кем не была. С Денисом Косиковым мы одновременно поступали в театральный. Но, как мы выяснили на первых сменах, он вообще меня не помнил. Просто слышал что-то, как о снимающейся актрисе. С Катей Новокрещеновой мы познакомились в актёрском вагончике, потому что вместе жили. У нас был трэп-вагончик! Бедный водитель… Мы безостановочно разговаривали: у нас всегда тысяча тем для обсуждения.
Водитель был отгорожен от нас шторкой, поэтому слышимость была максимальной. Периодически появлялись вздохи, после которых водитель выходил покурить. У него начинала болеть голова от бесконечных обсуждений психологии, физиологии, женского здоровья и Элджея.
Я всегда стараюсь познакомиться с кастом до съёмок, если есть возможность. Вам ведь предстоит пройти вместе целый путь. Если процесс притирки пройден до начала съёмок, гораздо меньше энергии и сил идут не туда. Нет необходимости преодоления неловкости, поэтому чувствуешь себя гораздо свободнее в кадре. Знаю, что режиссёрам тоже не хватает репетиций.
— Расскажи о съёмочном процессе: какую долю занимала работа на хромакее и сколько было реальных локаций?
— Съёмки проходили в Сколково: там много офисных зданий. Например, интерьеры космодрома, школы и библиотеки оттуда. В павильоне на хромакее мы снимали испытания и сцены, где необходима графика, — например, прыжки с парашютом. Натурные съёмки проходили в лесах — мы провели майские праздники на природе.
— Сколько длились съёмки?
— Всё прошло безумно быстро. Было меньше 40 общих смен и 27 моих. Начали снимать в прохладную погоду: работали в пуховиках и пальто. А закончили после майских праздников, когда потеплело. Из-за смены погоды создалось ощущение, что мы прожили вместе целый сезон. И это магия съёмок.
— Сразу ли ты пробовалась на роль Ани?
— Да, только она близка мне. Может, я бы хотела сыграть кого-то из мужских персонажей — например, роль Дениса Косикова (смеётся). Но никто не сыграет лучше него.
— Получается, физически для роли ты никак не прокачивалась, потому что сразу влетела в процесс?
— Я на повседневной основе занимаюсь спортом. Весной ходила на кардио и силовые тренировки. Подумала: «Значит, судьба. Вот для чего я себя так мучаю». Ненавижу спорт, но понимаю, что нужно поддерживать форму. Заставляю себя уже шесть лет и никак не могу полюбить это дело. Может, просто не нашла свой вид спорта?
— Ты обмолвилась, что тебе близка Аня из «Подростков в космосе». Об Алине из «Цикад» ты говорила обратное. Объясни, в каких качествах вы совпадаете?
— У Ани и Алины разный психотип. У них даже мимика и движения отличаются. Аня может открыто выражать недовольство и агрессию, в том числе по отношению к близким людям. Алина, напротив, контейнирует агрессию, прячет её внутрь себя. Ей гораздо сложнее выходить на открытые эмоции.
У Ани лучше обстоят дела с самооценкой: она встречается с самым классным мальчиком на космодроме (до появления Косикова). У неё всё хорошо. Присутствуют разногласия с мамой и боль после смерти отца, но это не такой масштаб внутренних перипетий, как у героини «Цикад». У них разные жизненные цели: Алина — абсолютно потерянный человек, которому необходимо понять свои желания. Аня про себя всё знает, поэтому прёт, как танк. Она хочет полететь в космос и узнать, что случилось с отцом. Видит цель и идёт к ней. У меня тоже бывают идеи фикс — те же «Цикады».
— Почему с «Цикадами» была идея фикс?
— Мне очень понравился проект. Сразу поняла, что хочу работать с Женей Стычкиным. Это были внутренние ощущения. Случай повторился с режиссёром Ильёй Ермоловым, с которым мы познакомились весной. Летом снималась в его проекте «Хирург». Знакомишься с человеком, и он тебя настолько покоряет своим видением истории, что ты понимаешь: это моё. При этом чувствуешь, что тоже понравился ему профессионально, что вы существуете в одном мироощущении. Иногда ошибаешься — со всеми бывает. Но я стараюсь не строить завышенных ожиданий, чтобы не было больно. Во время встречи с Женей и Ильёй меня будто молнией пронзило. Я знала, что буду работать с этими людьми. Очень долго ходила на пробы «Цикад» — раз восемь. Но всё сложилось. Очень люблю Женю.
Может показаться, что я люблю всех. Но мне действительно важно говорить о близких. Самое главное, что остаётся со мной после проектов, — это люди. Поэтому я и повторяю фамилии тех, кто подарил мне опыт.
— Как часто в твоей жизни актёры после проекта перерастают из коллег в близких людей?
— Из каждой работы найдутся несколько человек, с которыми поддерживаю тёплые приятельские отношения. Не было такого, чтобы я просуществовала с людьми какой-то период времени, а потом вычеркнула их из жизни. Обычно мы списываемся и наблюдаем друг за другом в социальных сетях. Помимо этого, есть такие люди, как Гриша Верник, с которым мы до сих пор очень тепло общаемся и дружим. Он близкий для меня человек. Мы списываемся с Катей Ворониной, пересекаемся с Аней Завтур. После «Подростков в космосе» со мной остались Катя Новокрещенова, Денис Косиков и Давид Сократян.
Знаю, что актёры, которые много снимаются, относятся к подобным вещам очень просто. Называют коллег условными кинодружочками: пока я тут, дружу со всеми, а потом мне это будет не нужно. Я не готова тратиться на формальное общение, потому что у меня есть жажда и желание узнавать людей, интересоваться их жизнями, существованием внутри профессии.
Некоторые владеют уникальным талантом: умеют со всеми поддерживать связь: и о дне рождения не забудут, и мем вовремя скинут, и с Яблочным спасом поздравят. Я знакомлюсь с людьми в надежде на дружбу, но понимаю, что времени катастрофически не хватает. Иногда прямо заставляю себя писать приятелям, потому что все люди разные. Например, я не страдаю от того, что редко вижусь с друзьями, — для меня человек не отдалится даже с одной встречей раз в полгода. Но иногда люди думают, что ты от них дистанцируешься, поэтому учусь поддерживать дружбу.
В этом плане нам супер с Катей Новокрещеновой: можем не общаться месяц, но она скинет какой-нибудь мем из серии «Я покакал», и разговор завяжется. Наш диалог всегда заканчивается фразой «Я тебя так люблю». Когда мне плохо, захожу туда и слушаю её голосовые с искренними комплиментами и теплотой. Люблю людей, которые не обижаются и всё понимают. Как мы в школе постоянно переписывались в соцсетях? Наверное, это издержки взрослой жизни.
— Чувствуешь ли ты недостаток киношного образования в театральных вузах? Расскажи о своём опыте.
— Важно понимать, что ни в каких театральных институтах не учат работе в кино. Ты можешь получить опыт только на съёмочной площадке. Во ВГИКе есть несколько плюсов. Первое время студенты-режиссёры звали нас сниматься в учебных работах. Там не страшно ошибаться.
При этом я понимаю: если бы получала актёрский опыт только на площадке, мне бы его не хватало. Чувствую, в чём институт помог. Спасибо моему педагогу, Наталье Александровне Волошиной, которая очень много сделала для меня — даже разбирала пробы. Повезло, что наши преподаватели не против съёмок.
— Были ли у тебя проблемы в работе с хромакеем без подготовки?
— Абсолютно нет. Меня очень легко увлечь. Я азартная в плане профессии и опыта. Даже с каскадёрскими трюками: сначала говорю, как мне страшно, а потом меня не угомонить. В «Подростках в космосе» меня подвешивали на тросе, а я кричала: «Выше-выше, сейчас ещё сальтуху буду крутить!» Мне сразу становится весело, а страх куда-то пропадает. Так что сложно не было: я чётко выполняла команды режиссёра и каскадёров.
— Какие трюки приходилось выполнять?
— Мы крутились на диске: ничего сверхъестественного, просто отталкиваешься от руки помощника. Ещё меня подвешивали на тросах, будто я резко опускаюсь на парашюте. Сцены в центрифуге были, но весь эффект достигался не потому, что тебя крутят, а потому что вокруг меняется световой рисунок. Это работает за счёт оптической иллюзии. По лесу бегала, хотела перепрыгнуть через костёр, но не разрешили — отправили каскадёра. Люди видят, что азарт берёт надо мной верх, и стараются немного присмирять. Думаю, надо ещё немного повзрослеть, стать поспокойнее, и тогда можно будет самостоятельно выполнять трюки.
— Читаешь ли ты рецензии на свои работы?
— Если честно, я вообще редко читаю популярные нынче телеграм-каналы, потому что не нуждаюсь в переработанной информации. Подписана на Артёма Ремизова («Ремизорро»), Анну Баштовую («Кинокостюм для чайников») и Диму Охотникова (Дима SuperVHS) — они очень классные. Рецензии на свои роли вообще не смотрю. Я устала бояться, что обо мне плохо напишут. Всё важное услышу вживую от близких людей. Остальное мне не интересно. Трансформация случилась после «Цикад». Я прочитала всё, что могла, выдохнула и сказала: «У меня больше нет потребности знать, что люди думают о моей внешности или актёрской игре». Однако я читаю все сообщения от зрителей и отвечаю на них — это другое, ценное.
— Как поменялась твоя профессиональная жизнь после «Цикад»?
— Конечно, мы выходили накрытые инфокуполом от «Слова пацана», но премьера прошла нормально. «Цикад» смотрят до сих пор: периодически получаю сообщения от зрителей. Меня порой узнают на улицах и говорят спасибо. Многие киношники посмотрели сериал — я получила комплименты от коллег. «Цикады» — большая работа, благодаря которой люди могут познакомиться со мной как с актрисой. Мне всегда приятно, когда окружающие видят разницу между мной и персонажем, замечают перевоплощение. Они понимают, что я не просто амёбно и безэмоционально хожу по кадру, а играю уже проработанный образ. Чем дальше характер персонажа от тебя, тем воплощать его интереснее.
— Мне очень нравится, насколько трогательно ты ведёшь личный телеграм-канал: не боишься показаться слишком сентиментальной и нежной. Чувствуешь себя гиперчувствительным человеком?
— Да, но я работаю над этим. Прошлый год стал для меня чудовищным в плане эмоциональных перепадов. Я знакомилась с собой. В «Анне Карениной» мой любимый писатель Лев Толстой пишет: «Она не отреклась от всего того, что узнала, но поняла, что она себя обманывала, думая, что может быть тем, чем хотела быть. Она как будто очнулась; почувствовала всю трудность без притворства и хвастовства удержаться на той высоте, на которую она хотела подняться».
«Анна Каренина» — литературная библия, в которой можно найти ответы на все волнующие тебя вопросы, связанные со взаимоотношениями с людьми и самим собой. В какой-то момент я очень сильно в себе разочаровалась. Было сложно заново знакомиться с собой и узнавать слабости, признавать их. В то время как раз читала «Анну Каренину», ассоциируя себя с Кити. Узнав эти строки, я поняла, что тот человек, которым себя ощущаю, — не тот, которым являюсь. Процесс принятия сильно повлиял на меня. А 2024 год, несмотря на непредвиденные обстоятельства, оказался очень спокойным в плане самоощущения. И от приобретённого умиротворения я не стала более закрытой. Наоборот, мне легче делиться чувствами с миром.
Если раньше откровенный пост в соцсети был способом преодоления и борьбы, то сейчас в этом нет импульсивности. Не из серии «я выплюнул из себя, лишь бы это ушло в пространство». Это что-то тёплое, спокойное и мягкое. Степень откровенности та же, но подоплёка совсем иная. За буковками и словами стоит другое намерение. И я горжусь собой. Может, это взросление. Факт в том, что на душе очень спокойно. Бывает, клинит после работы. Но я научилась возвращать себя в точку ноль — состояние, когда всё в порядке. Тревожности больше нет.