Совсем недавно завершился сериал «Чистые» Николая Хомерики — история об элитном доме терпимости прошлого столетия от онлайн-кинотеатра Wink, цепляющая не только интригой, но и кастом. Мы пообщались с Риналем Мухаметовым, сыгравшем молодого князя Дмитрия Александровича. Однако помимо «Чистых», успели обсудить эксцентрику на экране, театр-кабаре Crave и новый музыкальный альбом.
Предыстория: сначала они говорили о философии «ты/вы»…
— Даже когда мне исполнится сто лет, буду просить четырнадцатилетних обращаться ко мне на «ты». У меня есть личная теория: старость в плане внешнего облика — исключительно социальное восприятие. Пример: он старый, потому что морщинистый. Я посмотрел на это слово через призму «star» — звезда. Мы ведь отчасти подобны звёздам. Ты доходишь до какого-то объёма и взрываешься. У кого-то больший объём, у кого-то — меньший. Однако его наполнение зависит только от тебя. Что будет внутри: тьма или свет? Старость для меня условна. «Вы» и «ты» — возможно, лишь степень подсознательного психологического несовершенства. Допустим, я хочу, чтобы меня уважали, поэтому будь добр обращаться ко мне на «вы», ведь я многое сделал. Ещё это может быть официальной частью, чтобы никого не обидеть, или культурным кодом воспитания. Что касается меня: на данный момент мне плевать.
— Любишь давать интервью?
— Иногда кажется, будто это абсолютно бессмысленная история, потому что нет ничего важнее дела. Всё остальное — лишь слова. Но однажды со мной произошёл удивительный случай. У меня брали интервью в театре Crave по поводу важного события. Долго пытался высечь что-то толковое из своих сумбурных мыслей и потом подумал: «А кому это вообще нужно?» Сказал вслух: «Давайте уже закольцуемся, потому что всё бессмысленно». Буквально на следующий день мне позвонил друг и коллега Владимир Зайцев, с которым мы не виделись около десяти лет, и сказал: «Ринька, здорово! Ты не поверишь, сейчас еду в такси и слушаю твоё интервью!» Стоило о чём-то подумать, усомниться, и мне сразу пришёл фидбек. Сейчас смотрю сериал «Тёмная материя» и понимаю, что в мире не всё так просто, поэтому важно продолжать делать дело.
— Перейдём к сериалу «Чистые», где ты сыграл роль князя Дмитрия Александровича. Каков твой герой?
— Несовершенный, и в этом его прелесть. Я закладывал в него много всего. Это своего рода аристократичный Курт Кобейн — извечный романтик с болью. Если Курт — воспитанник бедности, то Дмитрий — наоборот. И это две грани болезни. Когда ты рождён с уже заранее решёнными для тебя шаблонами — это тяжело. Ты должен вести себя так, потому что относишься к представителям высшего света. А почему он высший? Кто его таковым определил? В чём это проявляется? Мне кажется, Дмитрия терзают подобные моменты, поэтому, пытаясь не потакать обществу, он идёт наперекор отцу. Однако противостоит не до конца, в чём как раз проявляется его несовершенство. Он вовсе не монах. Дмитрий — проклятый дельфин. Он вечно пытается выпрыгнуть из пучины, но вынужден вновь и вновь погружаться обратно в поисках свободы, любви и возможности быть самим собой вне контекста высшего света.
— Ты читал только свою часть сценария или всю историю?
— Читал полностью. Хотя это не имеет никакого значения, потому что на выходе ты никак не можешь повлиять на общую работу. Меня часто спрашивают: «Ну вы же читали сценарий?» Я говорю об этом на протяжении десяти лет: «Читал. Но не я снимаю кино. Не я его монтирую. Не я устраиваю кастинг. Я отвечаю лишь за ту линию, которую мне предложили». Каждый раз ты надеешься на лучший исход. Как сказал Гэндальф: «Надежда есть всегда».
Меня безумно вдохновила история «Чистых», потому что перед нами другое время. И оно мне ближе. Это ведь Серебряный век, декаданс — период эксперимента и поэтической мысли во всём. Люблю это время и стили до него по типу барокко. Эта плеяда мне близка, потому что в ней течёт плавность мысли — не сегодняшняя «стаккатистая» и рубленная социалка. Проект был написан литературным слогом, что меня очень пленило. Я антисоциальный тип — мистер антибыт, поэтому мне важно плескаться чувствами, а не пытаться быть узнаваемым в плане социального типажа.
— О чём для тебя «Чистые»?
— Совсем недавно меня попросили назвать главное открытие на сегодняшний день. Оно звучит так: мы не меняемся. Мне кажется, «Чистые» в очередной раз доказывают это. Время совершенствуется в плане технологий, но не людей. По моему мнению, высший пик эволюции для человечества настанет, когда мы начнём стремиться к действительно истинным ценностям, перестанем соперничать и будем просто жить. Понятно, что эта мысль совсем не выгодна, потому что мир построен иначе. «Чистые» говорят о том, что, имея белые крылья с чёрным наполнением, ты не взлетишь. Иногда люди с чистыми помыслами вынуждены делать грязные вещи. Это работает и в обратную сторону. Бесконечность терзаний человеческого духа.
— Многие ругают «Чистых» за излишнюю порочность — обилие постельных сцен и обнажения. При этом у твоего героя лишь один откровенный эпизод. Что думаешь по этому поводу?
— У кого что болит, тот о том и говорит. Для образа Дмитрия важна минимальная похоть. Для меня дельфин — животное демократичного склада ума, оно гуманно в отличие от касаток и акулы. Дмитрий больше про любовь, нежели похоть. «Чистые» о том, как быстро люди склоняются к своей животности. В недавнем интервью Татьяна Черниговская назвала мужчин, которые не изменяют, высшим сознанием ума. Здесь я снова возвращаюсь к эволюции и говорю о тех, кто мыслит духовной идеей. В «Чистых» даже высокообразованные люди всю жизнь тратят на то, чтобы хоть как-то испытать тот или иной соблазн. Это история о человеке в целом, поэтому она всех и задевает.
В театре происходит то же самое. Почему на сцене часто используют голые тела? Для меня обнажённость обнуляет все внутренние подсмыслы. Я начинаю фантазировать, когда вижу человека в одежде. А при виде голого тела ты думаешь: «Окей, зачем он вышел?» — и следуешь за смыслом. В этом плане для меня безумно важен театр. У нас есть опыт потрясающего спектакля «Машина Мюллер» в «Гоголь-Центре», где были те, кто обращал внимание исключительно на обнажение. Та же проблема неправильного восприятия касается и театра Crave. Червивое сознание просто не даёт покоя, говорит: «А как же наши дети? Это ведь катастрофа!» А ты воспитывай детей так, чтобы они обращали внимание на красоту и важность мысли. Гуляя весной по городу, можно смотреть либо на цветущие почки, либо на остатки собачьего испражнения. Это выбор каждого. Снова вспомним слова Гэндальфа: «Мы не выбираем времена». Мы лишь можем выбрать, как нам жить в тот период, который выбрал нас.
Не нужно винить других. Любая проблема мира начинается с тебя. Быть хорошим человеком — тяжело. Но, как сказал Алексей Серебряков, к этому нужно стремиться. Как-то он высказался: «Меня злит и бесит термин “будь собой”». Я и правда задумался о его значении. Примените это к подонку или убийце. Важно стараться быть хорошим человеком. «Чистые», «Гоголь-Центр», Crave — потрясающий цензор всего этого.
— Отсутствие большого количества постельных сцен — твоя договорённость с режиссёром или изначальный замысел?
— Мы обсуждали только то, как откровенность будет снята. Например, в случае Дмитрия речь не идёт о полном обнажении. Для меня больше сексуальности, когда люди полуодеты. На картинах эпохи Возрождения герои не оголены полностью. Вдобавок это просто эстетично, а роль Дмитрия должна быть именно такой. Я всю жизнь стараюсь идти в сторону эстетики.
— Каково твоё отношение к постельным сценам в принципе?
— Смотря в какой стилистике они сняты. Если в патологической и некрасивой — против, так как в этом нет смысла для меня. Я вижу жизнь красивой. Во всяком случае, стараюсь. Если и снимать постельную сцену, то эстетично.
— Приведёшь пример красивой постельной сцены в кино?
— В одной из частей «Матрицы» Нео и Тринити уединяются перед битвой с машинами. Клуб, неон, полуаутентичная мелодика — это красиво.
— Говоришь ли ты на французском, как и Дмитрий?
— Не знаю французский, но учил фразы на этом языке. Кстати, педагог хвалила моё произношение. Мне это очень льстит, потому что я обычно балуюсь. Было приятно паясничать на французском! Но каждый раз, когда приезжаю во Францию и пытаюсь говорить, всё проваливается.
— Каково тебе видеть работы с собой: травматично или нет?
— Всегда травматично. Я стесняюсь. Мы ведь не видим себя со стороны и воспринимаем через призму кого-то. Однажды фотограф Питер Линдберг написал: «Красота — это мужество быть собой». Так и есть.
— В одном из интервью ты назвал себя интровертом. Однако по ролям в театре и кино внушаешь образ довольно эксцентричного человека. Как в тебе уживаются два противоположных начала?
— Меня обвиняют в биполярности моего существования. Наверное, это правда. Наш прекрасный мастер Кирилл Семёнович Серебренников сказал простую, но очень понятную вещь: «Если и делать, то делать хорошо». Добавлю к этому «и делать ярко». Для меня не бывает простого существования. Я не могу выйти и говорить просто, потому что тогда на сцене окажется лишь какой-то заикающийся мальчик. Мне нравится эксцентрика, декаданс, утрированность — в этом я нахожу истину. Если меня попросят сделать что-то среднее, тогда включу интроверта и не стану в этом участвовать. Готов вместе искать и делать что-то абсурдно впечатляющее. Однако в последнее время замечаю тенденцию, что стандарты лучше принимаются обществом. На мой взгляд, жизнь вовсе не шаблонна. Вспомните Леонида Енгибарова, Сергея Курёхина, «Звуки Му» (Петра Мамонова) или Вячеслава Полунина — это люди с экспериментальным, но при этом живым мышлением.
— Думаю, сегодня одним из представителей воплощённой на экране/сцене эксцентрики считается Николай Комягин из Shortparis.
— Он действительно подаёт социальную повестку очень ярко не бытово. Более того, я с ним секундно знаком: присутствовал на важном спектакле «Берегите ваши лица» Саввы Савельева. Зашёл за кулисы поблагодарить ребят, и там стоял Николай. До этого мы не были знакомы. Поздоровался с ним, мы обменялись улыбками, я поздравил их с фееричной работой и услышал: «Ой, здравствуйте, мы обязательно должны с вами сделать что-то вместе!» Мне было очень приятно, потому что я смотрел практически все его интервью у Николая Солодникова. Он мне очень импонирует: стоит на своей истине, и в этом его сила.
— С этой точки зрения тебе наверняка близка роль Эскобара в сериале «Оффлайн» Кирилла Плетнёва.
— Конечно! Меня впечатляет яркая фабула мышления. Безумно благодарен Кириллу Плетнёву, что он пошёл на этот эксперимент, потому что изначальное видение персонажа было совсем иным. Думаю, молодое поколение отчасти нуждается в подобных образах, потому что сейчас время искусственного интеллекта, который делает мир утрированно прекрасным. Мне кажется, у меня такое же восприятие реальности, так как в большей степени я воспитан на мультфильмах, нежели кино. В детстве дома стоял чёрно-белый телевизор «Рекорд», где периодически крутили «Союзмультфильм» и «Армянмультфильм». Они меня поддерживали с точки зрения творческого мышления, потому что я видел и ощущал мир точно так же.
— Знаю, что тебе ещё нравится аниме.
— Это так. Но к своему стыду, я не видел огромное количество проектов вроде «Акиры» или «Берсерка». Мне безумно импонирует философия аниме. «Правда всегда идёт рядом с вымыслом», — говорится в «Паприке». Для меня так и есть.
— Твой последний музыкальный альбом вышел ещё в 2021-м. Планируешь возвращаться в эту сферу?
— Сейчас мы готовим третий EP-альбом. Весь этот музыкальный опыт — часть эксперимента. Моя первая работа «Дым» появилась в период пандемии. До этого я играл в группе, сразу писал текст и мелодию, а аранжировку делали ребята. Из-за этого долгое время думал, что не могу существовать сольно. Однако во время пандемии попробовал заняться музыкой сам. Как итог: всё получилось.
Третий EP-альбом — самый затяжной в силу многих обстоятельств. Он сильно отличается от предыдущих, будет весьма «жирным» в плане звучания, а не минималистичным. Надеюсь, он дойдёт до финальной черты и всё-таки выйдет. Посмотрим, насколько будет читабельно. Хотя это уже не так важно. Тарковский говорил, что художник должен быть честен в том, что он делает, а думать, понравится это кому или нет, уже не входит в его компетенцию...
Меня очаровывает разнокалиберность существующих групп, поэтому я на интуитивном уровне пытаюсь многое сочетать в новом альбоме. Сам предпочитаю слушать довольно тяжёлую музыку вроде Gojira. Ещё мне нравится Alex Terrible из группы Slaughter to Prevail, Sleep Token, Bring Me The Horizon и так далее. В школьные годы вдохновлялся такими группами, как Slipknot и System of a Down. Приехав в Москву, познакомился с аристократической рок-музыкой вроде Radiohead, Depeche Mode и Massive Attack, это было столичным вайбом. В этом свой кайф, но мне нравится симбиоз всякой жижи. Одновременно я с большим уважением отношусь к группам «Тату» и «Агата Кристи». Очень впечатляет миллениум, который наступил после 1990-х. Но в целом, когда появилась группа Slipknot, и я увидел их видеоконцерт в Лондоне 2002 года, подумал: «Да ладно, так можно?»
Барабанщик Джои Джордисон произвёл на меня большое впечатление. С девятого класса я играл на ударных в рок-группе, поэтому меня всегда пленила терпкость звука. Иногда сокрушаюсь, что не остался в барабанах целиком и полностью, потому что меня цепляло творчество глобально. Но оказалось, что существует широкая палитра искусства, в которой ты можешь быть нужным. Недавно спросили, что для меня ценно, важно ли быть звездой. А для меня всегда было важно чувствовать себя нужным. Быть частичкой вдохновения.
— Выступал ли ты на сцене со своей музыкой?
— Только во времена учёбы. В институте у нас была группа [корпорация Жёлтый Асфальт]. Там мы тоже баловались — это потрясающая история студенческого характера. Со своей сольной программой масштабно ещё не выходил. Но планирую закрыть этот гештальт.
— Ты уже обмолвился, что на данный момент занят в постановке театра-кабаре Crave. Расскажи об этом опыте.
— Crave стал душеспасительным событием после закрытия «Гоголь-Центра». Для меня это было очевидным. Я хоть и романтик, но реальность не отменяю. Понимал, что рано или поздно это произойдёт. С точки зрения творческого эксперимента я ждал чуда в виде новой сцены, но не знал, что оно придёт именно отсюда. Crave оказался абсолютно моей фауной. Там работают невероятные профессионалы. Это мой второй дом после «Гоголь-Центра», потому что симбиоз наших душ — большой праздник. Результат нашей работы оказался весьма громким. Это здорово, потому что красота всегда превалирует над тишиной грусти. Crave — красивое место с красивыми мыслями. Всё остальное — личные проблемы каждого.
— Ты играл в «Гоголь-Центре» вплоть до его закрытия?
— До конца. Но стоит отметить, что есть люди, которые не видели спектаклей с моим участием, хотя были частыми зрителями нашего театра. Мы буквально недавно поднимали архивы, и меня редко можно на них найти. Причина тому — съёмки и моё ощущение себя вечным путником. В Японии существует понятие воина, у которого нет цели, есть только путь. Я живу аналогично. Мне было интересно расширять географию творчества. Изначально я поехал в Москву, чтобы стать музыкантом или клоуном, так как учился в Казани на эстрадно-цирковом отделении. Цирк и мультфильмы нравились мне больше, чем театр и кино. Однако Кирилл Семёнович открыл мне меня, поэтому он и ребята всегда будут для меня семьёй.
Я оказался блудным сыном в хорошем смысле слова, но несмотря на это, наше взаимодействие с театром было основано на понимании и любви. У меня всегда был свой взгляд на искусство, и к счастью, случались спектакли, где я мог проявить своё мышление в том или ином жанре. Но в остальном редко находил себя. Я был понят. И это в очередной раз доказывает мудрость моего мастера. Он умеет слышать.
— На светских вечерах ты привлекаешь внимание яркими нарядами. Какое место в твоей жизни занимает мода?
— Я скорее не про моду, а про стиль. Для меня это всегда было важным. Как-то читал интервью Вивьенн Вествуд, где она сказала: «Даже на последние деньги я куплю себе красивую вещь, а не масс-маркет». Однако сегодня масс-маркет научился создавать крутые позиции. Если ты стильно мыслишь, то найдёшь желаемое. Могу назвать целый ряд крутых отечественных брендов: GATE31, MONOCHROME, ZNWR, 12storeez, ODOR, SELA и LIME. На нашем рынке куча локальных брендов, которые стильно мыслят. Нужно лишь приглядеться.