Мы привыкли, что мультипликация погружает нас в выдуманный мир, где герои превращаются в панд, когда смущаются, или заказывают пиццу в Средневековье. Но с её помощью авторы рассказывают и реальные истории. Документальная анимация, или анимадок, — жанр, напоминающий интервью, хронику и смешивающий отрисованные вставки с архивными записями.
Именно такой получилась история Амина, которой посвящён фильм «Побег» (Flee). Его номинировали на «Оскар» сразу в трёх номинациях: как лучший иностранный фильм, анимационный и документальный. Мы поговорили с одним из его аниматоров Эдвардом Курчевским — выпускником престижной французской школы Gobelins и преподавателем Animation School. Эдвард рассказал, как попал в интернациональную команду «Побега», какие сложности возникали на этапе производства и в какой из номинаций фильм вряд ли выиграет.
Синопсис «Побега»: Фильм фокусируется на истории Амина — беженца из Афганистана в Данию, расставшегося со своими близкими и скрывавшегося ребёнком в СССР. Сюжет разделён на две части: первая сосредоточена на интервью-терапии главного героя и режиссёра фильма, а вторая — на его воспоминаниях, посвящённых первым чувствам, страхам за жизнь, родным и своём каминг-ауте. Его сложная судьба вдохновила режиссёра Йонаса Поэра Расмуссена рассказать историю Амина через анимадок, отыскать в архивах BBC и других источниках реальные записи того времени и посвятить полнометражке больше четырёх лет.
Эдварду Курчевскому удалось оказаться на площадке в интернациональной команде проекта и поработать над ним в течение двух месяцев летом 2019 года. Мы расспросили Эдварда о его опыте, ощущениях и анимации.
— Давай сначала познакомимся. Откуда ты родом? Как пришёл в индустрию анимации?
— Я родился в белорусском городе Гродно, после школы уехал в Польшу, где учился в киношколе на факультете анимации. После пяти-шести лет я осознал, что нужно двигаться дальше и улучшать навыки, поэтому начал искать следующее место учёбы. По счастливой случайности я нашёл курсы девушки, которая закончила университет во Франции. И за пять месяцев я научился большему, чем за четыре года в Польше. Когда же эта ступень была пройдена, я понял: мне нужно ехать во Францию. Готовился к поступлению в Gobelins, параллельно учил французский и уехал на четырёхлетнее обучение. А потом остался жить в Париже, где сейчас и нахожусь.
— Как тебе обучение в Gobelins?
— Круто! Конечно, можно искать какие-то минусы. В принципе, они действительно были, как и везде — идеальной школы не существует. Но всё равно без Gobelins я бы не смог реализоваться как профессионал. Творить артхаус — это одно, а вот создавать контент, за который платят, — совершенно другое. За четыре года я понял, чем хочу конкретно заниматься, сформировался в анимации и сейчас работаю на студиях, разрабатываю свой проект как режиссёр и преподаю в Animation School.
— Ты сказал, что были и минусы, хотя Gobelins кажется идеальным местом для обучения. Расскажешь поподробнее?
— Лично для меня существенных минусов не было, но знаю, что часть иностранцев жаловались на стоимость, организацию, какие-то рамки, выставляемые школой. Возможно, где-то на третьем курсе стоило привлекать больше современных и крутых преподавателей, ведь каждый этап строился так, как будто мы работаем в студии: к нам приходили профессионалы, отвечавшие за конкретную специальность. Иногда были очень крутые, иногда — средние. Возможно, хотелось больше именно крутых педагогов, у которых есть чему поучиться. Но в остальном всё было супер.
На четвёртом курсе был ещё неприятный момент. Мы тогда работали над своими короткометражками, и школа начала нас ограничивать с разных сторон. То финансов не хватало, хотя обучение было не дешёвым, то команды сокращали, то общее количество проектов свели к десяти, хотя нас на курсе было человек шестьдесят. Тогда мы начали питчить, презентовать проекты и голосовать, как будто решали за других, какие проекты будут реализованы, а какие нет. Такие нюансы были, да. Мне повезло: хотя нашу команду хотели расформировать как самую малочисленную, мы успешно запитчили проект и были сплочённой группой до конца, каких было немного. Но в целом впечатление от Gobelins хорошее.
Сейчас они многое меняют: ограничили возраст, раньше можно было поступать до 25 лет, сейчас — до 19-20, плюс, увеличили количество учащихся. В общем, перестановка идёт. Не знаю, как Gobelins будет выглядеть через пять лет.
— Как ты оказался в команде «Побега»?
— Sun Creature — одна из студий, где я всегда хотел поработать. И когда продюсер пришла к нам в школу с заявкой на стажёров, я, конечно же, решил попробовать. Она тогда собрала нас всех в аудитории, показала их серию для Love. Death & Robots про Гитлера и рассказала про «Побег». Студии нужны были два стажёра на лето со всего курса. Но платили немного: около 300-500 евро, на которые в Копенгагене сложно даже жильё оплачивать. Поэтому не все соглашались на их условия. Но так как я уже работал, то мог себе позволить инвестировать в стажировку и решил попробовать. Меня и ещё одного француза взяли.
— Почему выбрали для фильма именно эту историю?
— Режиссёр лично знаком с главным героем, поэтому он решил сделать о нём проект. Для него эта история показалась важной. Да и сейчас, спустя тридцать лет, ничего не поменялось. Тоже актуальная тема про Афганистан и мигрантов.
Но внешность главных героев изменили: сам режиссёр в фильме — блондин, хотя в реальности он совершенно иначе выглядит. И, как он говорил, внешность главного героя тоже изменили, чтобы история была анонимной. Кстати, человек, с которого списывали образ Амина, видел фильм. Сказал, что он ему понравился.
— Расскажи, как проходила работа над проектом?
— На проекте мы работали как аниматоры. Если быть точнее, мы занимались компоновкой (layout posing) больше, чем самой анимацией — разрабатывали положение героев и делали ключевые кадры, по которым можно понять, как двигается персонаж.
Сначала мне не очень нравилось: мы долго ждали работу, потому что студия совершенно не подготовилась к нашему приезду. Первые две недели мы делали клин [финальную доработку] на уже готовые кадры, просто чтобы влиться в стиль. Может, это будет звучать высокомерно, но они приходят в Gobelins, просят учеников, выбирают самых лучших и дают им чистить то, что уже почищено. Понимаю, что это важно, но мы могли справиться с задачами и посложнее. Просто они не подготовились, и это всё затянулось. Но потом появились действительно классные задачи: нам давали аниматик [анимированную раскадровку] от режиссёра и таблицу с пояснениями к каждой конкретной сцене.
Этот фильм был очень лимитированным по кадрам: они специально делали редкую анимацию с небольшим количеством кадров в секунду. И даже когда я делал где-то немного плавнее, они говорили мне удалять лишнее, иначе сцена слишком выбивалась из общей картины.
За два месяца мы с моим товарищем сделали около двух минут фильма каждый, анимация была достаточно проста. Мы занимались черновыми сценами, хотя была возможность доводить всё до чистового варианта. Но мне хотелось попробовать больше сцен.
— За какую часть полнометражки ты отвечал?
— Так как я разговариваю на русском, я работал над сценами, где герои скрываются в СССР. Мне дали эпизод с открытием Макдональдса в 1990 году, где героев скручивают милиционеры, и фрагмент, где они пытались эмигрировать на лодке. Также я разрабатывал сцену, где водитель выходит из машины, открывает дверцы уазика, говорит двум беженцам, что делать после пересечения границы, выдаёт им липовые паспорта и закрывает уазик. Во всех этих эпизодах герои говорят на русском, и важно было хорошо проработать липсинк [синхронная артикуляция], поэтому я как носитель за них отвечал. Но когда я смотрел уже просмотровку финального варианта, заметил: видимо, человек, который доделывал эти сцены, не знал русского, поэтому местами липсинк не точный.
— «Побег» был для тебя первым опытом анимадока. Расскажи, чем отличалась работа в этом жанре от других твоих проектов?
— Да, это был первый такой опыт, но кроме визуала и технической стороны, наверное, больше ничем работа не отличалась. Единственное, когда мы только приехали в студию и нам дали посмотреть аниматик, меня впечатлило, что было много эпизодов в СССР и можно было погрузиться в ту эпоху, понять, как тогда люди жили, особенно не местные, как тяжело им порой приходилось. Для меня это открывало какие-то новые стороны, ведь всё, что я знаю о девяностых, — это фильмы, а в них милицию, например, не показывают плохой. Я потом это обсуждал с режиссёром, что фильм не только привлекателен своей историей о реальном человеке, но и образовательной частью, возможностью увидеть прошлое.
— В чём, на твой взгляд, ценность анимадока?
— Я не особо слежу на анимадоком и документальным кино, но в целом, мне кажется, это сейчас более доступно для всех. Плюс, сегодня легко узнавать новости с других концов света. Например, если в США что-то происходит, как, было с BLM [Black Lives Matter], то в Европе это сразу же отражается. Плюс, поднялись моральные ценности, вопросы о расизме, гендерах. Люди хотят высказываться, а анимадок — отличная площадка для этого. К тому же, мы стали больше интересоваться не только попкорновым кино, но и чем-то более близким к реальности. Стало больше историй личного характера, пусть и не всегда документального. Нам теперь интересно смотреть кино не только о проблемах супергероев, но и о наших собственных.
— Кажется, через анимацию ещё и легче говорить на сложные темы.
— Да, и больше творческой свободы. Плюс, как и в «Побеге», проще уйти в анонимность.
— Как думаешь, победит ли «Побег» на «Оскаре»?
— Он прошёл в трёх номинациях. Как лучший мультфильм он вряд ли победит — «Оскар» обычно дают американской анимации вроде Disney, Pixar. «Побег» по технической части явно проигрывает. Тем более, Flee — достаточно своеобразный проект. Я в принципе ожидаю, что он выиграет либо как лучший иностранный фильм, либо как лучший документальный.
