Недавно в онлайн-кинотеатре START завершился сериал «Многогранники» — экранизация одноимённого молодёжного бестселлера о любви. Одну из главных ролей в проекте исполнил Стёпа Белозёров, которого многие знают по фильму «Лёд 3» и группе uncle pecos. Поговорили с актёром о «Многогранниках», музыке и даже успели выяснить, какой он Смешарик.
*До интервью Стёпа и Алина обсуждали любовь к «Смешарикам»*
— Для меня «Смешарики» чем-то похожи на «Гриффинов». Сложно, конечно, притянуть их смыслы, но у меня получается (смеётся). Хотя «Смешарики» чище…
— Кто твой любимый Смешарик?
— В детстве думал, что я — Крош. Но это вообще не так! Бываю Ёжиком, иногда — Пином. А когда пью — Кар-Карычем…
Максим Клейн
— По первым впечатлениям ты действительно смахиваешь на Кроша. Но поглядим, что будет в конце интервью.
— Смахиваю, поэтому меня и зовут на пробы всяких Крошей — как архетипа. Но сам по себе я — out of space чувак. Могу неделями сидеть дома, играть в Fortnite и бояться заговорить в голосовом чате.
— Успел посмотреть «Многогранники»?
— Четыре серии: я так волновался. На площадке было совершенно не понятно, какой получится итог. Мы много спорили, порой было тяжело. Это суперподростковая штука. Например, мой папа не очень проникся. Сказал, что не понимает, о чём речь, почему так мелко. Люблю его за то, что он может позвонить и сказать: «Это полный кал, чувак. Ты — не очень». Знаю, что он любит меня, поэтому и говорит честно.
Но у моего старшего брата есть чат, где он с друзьями обсуждает серии. Им нравится. Меня тоже зацепил сериал. Интересно, чем всё закончится, хоть я и знаю. Но мы ведь снимаем вразнобой, поэтому не представляем целостную картинку. На площадке сложно представить, что ты делаешь, — не всегда можно посмотреть дубль. Хотя я большой любитель плейбэка… Так можно отрегулировать себя и понять, что не так.
— Правда, что ты читал одноимённую книгу Натальи Способиной?
— Абсолютно. Сценаристы ведь очищали прозу, оставляя скелет пьесы, чтобы мы могли сыграть. Но мне всё же кажется, что «Многогранники» нужно читать. Как пьеса произведение не очень работает. Мы классно всё сделали, но я играл прозу — то, что читал. Воспроизводил ремарки и постоянные рассуждения моего персонажа непонятно о чём. Кстати, мне не кажется, что Дима — достаточно умный человек…
Меня часто спрашивают: «Чем вас зацепил персонаж или сценарий?» Думаю, актёр ищет в себе то, во что может влюбиться в материале. Нет такого, что я сижу и думаю: «Ну, меня это не зацепило, поэтому не буду там сниматься». Нет, ты будешь искать, потому что это твоя работа. Тебе нужно полюбить персонажа, каким бы он ни был. Самая банальная вещь: когда играешь маньяка, ты должен быть адвокатом роли. Объяснить себе, почему и зачем он так поступил. Не можешь играть заведомо злого человека, как и импульсивного. Мне было необходимо объяснить себе, что случилось с моим героем, почему он стал таким.
— Как ты объяснял себе произошедшее с Димой?
— Дима остановился и застрял. Если все герои «Многогранников» к чему-то движутся, то он идёт в противоположную сторону. Пытается вернуться в тот день, когда его родители отправились в полёт и не вернулись. Он продолжает ждать их. Для этого мы пытались добавлять в сценарий штрихи вроде тех, когда он смотрит в небо или что-то подобное. Понятно, что сейчас это попахивает актёрской графоманией… Вот мы добавили деталь, которую никто не заметил! (смеётся) Но факт в том, что он всегда прислушивается к самолётам. Не может иначе.
Меня немного пугает его уверенность в том, что родители живы. Это жутковато, потому что Дима живёт в другой реальности. Из-за этого возникает недосказанность. Он абсолютно застывший мамонт. Все вокруг живут дальше, а он не может. Ему даже злиться тяжело. И я всегда разделяю себя с персонажем, говорю «он», а не «я». Это мой способ не сойти с ума и не стать Димой.
— О подходе к выбору проектов и понятию «зацепил»: осознаёшь ли ты, что актёрство — в том числе заработок?
— Конечно. Я в первую очередь работаю, а не прыгаю перед камерой по приколу. Безусловно, мы все художники, но и исполнители тоже. Даже если проект не дотягивает до каких-то моих стандартов, а у каждого человека они есть, я всё равно нахожусь во внутреннем поиске. Нужно найти, что отзывается, а лучше — раздражает. Триггер — всегда источник энергии. Несогласие приводит к дискуссии и спору, в котором всегда рождается истина. А в спорах с самим собой и режиссёром у меня рождался Дима.
Меркантильность несёт негативный окрас. Но я получаю деньги за работу и понимаю, чтобы классно её выполнить, нужно отдавать свои силы и время. Потратить ментальное здоровье на то, чтобы почувствовать другого человека изнутри. И так делают не только артисты, но и, например, люди, читающие книги. Поэтому в актёрской профессии нет никакой загадки: ты просто подключаешься и фантазируешь, как в детстве. Искренне. И то, что тебе что-то не нравится, не должно отталкивать. Как говорит моя мама: «У верблюда два горба, потому что жизнь — борьба».
— В заголовок!
— Однажды у нас был конкурс талантов. Мама подходит и говорит: «Давай, сделай. Давай-давай. Выйди на сцену и прочитай стихотворение». Взяла на слабо. Я пошёл и тогда понял, какое у мамы классное чувство юмора. Она подговорила меня на смешную ерунду, которая всех обрадовала. Подумал: «Как классно шутить и смеяться вместе с мамой». Она, кстати, очень много читает. Когда учился в школе-студии МХАТ, мама изучала всё, что мы проходили на занятиях. Параллельно со мной. Мы вели длинные беседы и споры. Например, она никогда не читала Джона Стейнбека и была опалена материалом.
Мы всегда были дружны. В Сибири люди постоянно пьют чай. Я сейчас говорю так, словно какое-то открытие. Но заметил, что в Москве это как-то опускают. Например, мы дома всегда пили чай перед сном. И в любое другое время: утром, днём, после еды, всегда. И мы разговаривали в процессе. Мне было важно поделиться и рассказать, что у меня происходит. Даже не представляю, каким бы был, если бы не дружил со своей семьёй. Мы — команда.
— Что ещё делают в Сибири, помимо чайных церемоний? (смеётся)
— Мы с братом занимались спортом. Ещё в детстве папа отдал нас в «Школу олимпийского резерва», где мы восемь лет сноубордили. При этом мне не особо интересны классические виды спорта. Например, я не умею нормально играть в футбол. И мне кажется, что на сноуборде я катаюсь лучше, чем езжу на велосипеде. Долгое время это было основным видом моей деятельности.
— А когда ты начал заниматься барабанами?
— На первом курсе института. В мастерской Виктора Рыжакова очень любят музыку, но не заигрываются с ней. Понимают азы, но не называют себя музыкантами. Условно: там я играл на барабанах как актёр. После окончания учёбы уже стал постепенно превращаться в полноценного музыканта. В школе-студии был вокальный ансамбль — единственный предмет, за который у меня четвёрка в дипломе (Татьяна Валерьевна, здравствуйте!). Я не пел, не пою и не люблю петь. Это никогда не приносило мне удовольствия.
При этом дома с детства играла музыка: папа включал джаз и тоже играл на барабанах. Но я долгое время не знал этого. Потом меня посадили за установку: было очень сложно. Не понимал, зачем всё это. Но когда стало получаться, оказался без ума от барабанов. Я сумасшедший: люблю играть сет песен. Мне не нравится останавливаться. Становлюсь довольно выносливым на репетициях, потому что хочу чтобы музыка, которую могу играть, не заканчивалась. Чтобы она длилась бесконечно.
Это началось ещё в институте, когда мы с Виталиком Муратовым, фронтменом uncle pecos и моим однокурсником, учились играть на установке вдвоём. Часто конкурировали: всегда хотел, чтобы именно мне достались все песни. В итоге так и получилось: после института Виталик позвал меня в группу, которую сделал с ребятами на одном из курсов. До этого я играл в «Залпом», но не дотягивал до их уровня, потому мы расстались друзьями. Сейчас с барабанами тоже бывает трудно и монотонно — без видимого результата. Но я без ума от музыки.
Хочу сказать, что новый альбом uncle pecos — откровенное оголение. Виталик — монстр и гений. Говорю это без шуток и кокетств. Он делает очень серьёзную работу — на грани. Ты будешь видеть, что происходит в голове героя. Сможешь заглянуть в самые сокровенные моменты — когда забылся. И не факт, что поймёшь там что-то. Это тихий крик.
— С остальными участниками группы вы тоже вместе учились?
— Частично. С нашим басистом Илларионом Маровым и по совместительству директором uncle pecos, как мы периодически звали его в шутку, — тоже. Первое время он действительно занимал эту должность и организовывал нас. Ларик прочитал безумное количество книг, он сумасшедше эрудирован. Во время моего поступления в школу-студию меня отправили на перетур, сказав, что нужен другой материал — более серьёзный и мрачный. «Покричи на нас, попризирай. Мы поняли одну твою краску, теперь получай новое техническое задание», — сказали мне.
Не знал, что делать, а Ларик шёл навстречу по Камергерскому переулку. Говорю: «Привет, я такой-то, мне нужно выбрать прямо жёсткое и мужское стихотворение для прослушивания». И он посоветовал мне «Вам!» Маяковского. В итоге с ним и поступил. Причём на первом курсе я терпеть не мог Ларика: мы ругались. Я запрещал ему заходить в мою комнату в общаге. Если поставить нас рядом, то буду казаться простачком в каких-то вещах. Я всё-таки с окраины Новосибирска, поэтому на тот момент не видел другого мира. Но потом мы подружились. И будто навсегда. Когда тебе изначально не нравится человек, но потом позволяет узнать его получше и полюбить, случается очень крепкая дружба. Меня бесило, что он круче, потому что я тоже хотел быть таким.
А Миша, ещё один участник группы, поступал вместе с нами, но не прошёл. Всё равно считаю, что он очень хороший актёр. Миша отучился на журналиста, а позже работал в «Гоголь-центре». Интересно, что все люди, так или иначе связанные с Кириллом Семёновичем, излучают свет, будь то актёры или администраторы. Он всех зажигал в театре. Вот и Миша такой. Хотя изначально он мне тоже не очень нравился: дружил с Виталиком и странно шутил. Но на репетициях я проникся им. У нас суперский квартет: причём все очень разные. И у ребят гораздо больше общего между собой, чем у меня с ними. Но мы вместе. Например, они играют в футбол, а я его не люблю. Но смотрю хоккей иногда.
— Начал смотреть хоккей после фильма «Лёд 3»?
— Давно! Одна из моих любимейших спортивных видеоигр в детстве, не считая всех существующих симуляторов сноубординга и гонок, — NHL 09. Бесконечно играл в неё и смотрел матчи сборной России. Но в школе у меня были проблемы с хоккеистами: дрался с ними.
— Пока ты прям Крош.
— Ну нет… Если бы я был Крошем, то пришёл с Ёжиком. Я свой собственный Смешарик. У меня нет столько сил, сколько у Кроша. Вот Илларион Маров — Лосяш. Миша — Бараш и Кар-Карыч, а Виталик — Крош. Сам буду Биби, потому что меня часто нет с ребятами.
— Как раз про отсутствие: бывают ли у вас разногласия из-за несостыковки графиков для репетиций? Сейчас у тебя большой съёмочный период.
— Конечно, но чуваки уже привыкли к этому. Я и в чатах не суперактивно отвечаю: вообще ненавижу переписываться. Считаю, что можно обойтись без этого. Если хочешь свести меня с ума — заставь каждый день проверять чаты. Буду сумасшедшим, у которого приступы агрессии сменяются апатией. Мне кажется, это мой инстинкт самосохранения. Так я берегу ментальное здоровье. При этом спокойно общаюсь вживую — это не доставляет мне хлопот. Плюс мне всегда можно дозвониться.
При этом я всё равно вношу вклад в группу: учу партию до посинения. Социальные сети — не моя функция в группе. Я держу пульс на концертах. И это непросто. Туда и вкладываю силы. Понятно, что мы не только про музыку. Ёщё я рисую логотипы и придумываю мерч. В восторге от ваших логотипов на входе! Мне нравится создавать айдентику. За общение отвечают другие. У меня плохо с расписанием и дисциплиной, я часто витаю в облаках. Так что коммуникация — не моя сильная сторона. Поэтому и говорю, что я — не Крош.
— Теперь Бараш.
— Возможно.
— Расскажи о своём новом имидже. Куда делись волосы?
— В какой-то момент я понял, что не могу принадлежать себе, выбрав актёрскую профессию. В том числе причёску, так как делал это раньше. Естественно, кино — соавторство. Бывает, получается проталкивать свои идеи, как сейчас. В новом проекте я — криминальный элемент. Показалось, что меня никто не видел лысым. Под ноль. Когда играл концерт абсолютно лысым, почувствовал себя в хорошем смысле голым. Условно: зрители могли разглядеть мой череп, а это достаточно интимная вещь. (смеётся) Я очень долго ходил с горшочком на голове, который планировался для роли Пьеро в экранизации «Буратино». Из-за этого и в «Многогранниках» такая причёска.
Хотел побриться ещё на фильме «Пламя внутри», где мы играем с Виталиком и Мишей. Но режиссёр Лёша сказал, что с выраженными скулами я буду слишком агрессивным. До сих пор считаю, что это не так, но тогда спорить не стал, потому что была короткая подготовка. Горшок уже поднадоел — хочется быть разным. Когда вышел «Лёд 3», меня позвали на пробы «Молодёжки», и я не пошёл, потому что хоккеист в моей фильмографии уже есть. Не хочется быть заложником образа. Но знаешь, как больно стричься под ноль? У меня было ощущение, будто голова сейчас сгорит.
Классно знакомиться с собой: вот я не знал, что у меня на затылке уродливая родинка, но она есть. У меня никогда не было длинных волос — до плеч. Тоже хочу: такой surfer mood. Актёра хлебом не корми, дай придумать какую-нибудь фигню, как он будет отличаться от себя настоящего. В театральном институте существуют понятия «от внешнего к внутреннему» и «от внутреннего к внешнему». Придумываешь внутреннюю жизнь персонажа, познаёшь его, и от этого рождается что-то внешнее. У меня наоборот: важно придумать витрину. Своих персонажей я встречаю по одёжке, а провожаю уже как получится.
Алина Кувшинникова
