Этой весной на платформе Apple TV+ состоялась премьера долгожданного фильма «Тетрис» (Tetris) Джона С. Бейрда, знакомого многим по сатирической ленте «Грязь». Проект рассказывает не столько о создании игры, сколько о гонке за правами на неё. Экшен, пиксельная графика и очень много саундтреков — всё это можно найти в «Тетрисе». Мы поговорили с исполнителем главной роли Никитой Ефремовым о компьютерных играх, съёмках в «Тетрисе» и детальной проработке ролей.
— В чём, по вашему мнению, культовость игры «Тетрис»?
— Мне кажется, это очень простая и понятная игра. В ней можно дать разгуляться внутреннему интроверту. Сначала всё складывается в рядочек, потом он исчезает, а скорость игры увеличивается. Меня привлекает сочетание геометрии с возможностью заработать небольшой бонус. В детстве я играл в компьютерные игры, чтобы получить положительные эмоции от преодоления чего-то. Всегда ждал заветной фразы: «Милорд, вы получили сундук с чем-то». В «Тетрисе» достичь такого эффекта очень просто — достаточно сложить фигуры в линию, которая потом исчезнет, и ты уже молодец.
— Во что играли в детстве?
— У меня была приставка с большим сборником игр. Помню, что именно на ней играл в «Тетрис» и всякие гонки. Уже позже мне дали погонять Gameboy. Ещё любил «Змейку» на телефоне. Когда пришла эра ПК, стал зависать в Civilization, Caesar III и РПГшки вроде Gothic. Позже всё вытеснил футбол.
— Не утратили ли вы любовь к играм в более зрелом возрасте? Во что играете сейчас?
— Сейчас ни во что. Бывает, на съёмках, особенно во время ночных смен, приходится залипать в какую-то игру на телефоне, чтобы хоть как-то держаться. Кино — это всё-таки искусство ожидания. На случай полуторачасового переставления света у меня всегда припасены какие-то шарики или что-то подобное. Но это исключение из правил.
Последнее, во что я играл, — это футбол и Far Cry Primal. После выхода Hogwarts Legacy стало интересно, потянет меня в эту сторону или нет. Пока не потянуло. Почти уверен, что появление GTA VI способно вернуть меня к консоли. Проверим!
— Как вы стали частью фильма «Тетрис»?
— Всё просто: мне прислали запись на самопробы через моего агента в России. Я их сделал, отправил и благополучно забыл об этом, потому что о таких вещах лучше забывать. Меньше ожиданий — меньше разочарований. Примерно через пять месяцев меня утвердили в проект.
— Недавно вышло интервью с Александром Кузнецовым, в котором он рассказал, что тоже пробовался на роль Алексея Пажитнова. Вы знали об этом на стадии проб?
— Думаю, на эту роль пробовались многие. Это нормальная практика. Съёмочная группа искала какое-то сочетание. У Саши тот год получился очень клёвым — ему предложили и «Викингов», и «Фантастических тварей». Если бы за рубежом была возможность совмещать сразу несколько съёмок, как практикуется у нас, то, возможно, всё сложилось бы иначе. Там тебя условно ангажируют на весь производственный период проекта без каких-либо исключений. В любом случае, я считаю, что в моём мире всё всегда на своих местах.
— У вас с Александром совершенно разные типажи. Удивительно, что вы пробовались на одну роль.
— Если рассматривать с этой точки зрения, то больше всех на Алексея Пажитнова похож Денис Шведов. Сделать ему бороду, получится прям Пажитнов-Пажитнов. К счастью, я избавлен от закулисных интриг и не знаю, по какому принципу актёрам достаются роли. Моё дело — просто выполнять свою работу.
— Общались ли вы с Алексеем Пажитновым при подготовке к роли?
Съёмки проходили в пандемию, поэтому мы провели онлайн-встречу, на которой также присутствовал режиссёр фильма. Пока разговаривали по-русски в течение двадцати минут, Джон терпеливо ждал нас. После съёмок мы встречались в Москве и пару раз созванивались. Если честно, мы до сих пор на связи. Я очень благодарен Алексею: как-то раз он по-отечески сказал мне: «Я всё понимаю. Где-то что-то преувеличено. Просто не парься и делай свою работу». Это очень помогло. После показа фильма он позвонил и сказал, что получился и правда крутой проект.
— Вы очень детально подходите к разбору ролей — даже консультируетесь с другом-психотерапевтом. Расскажите о характере вашего героя.
— Важно понять, что «Тетрис» — не байопик. Здесь многое преувеличено. В одну из глав ленты вставлен монолог героя о его отце. В жизни Алексея уже был случай, когда его семья столкнулась с государственной репрессивной машиной и определёнными последствиями. Этот момент отложился в сознании героя. С развитием сюжета он прорабатывает свою травму, поступая где-то даже очень смело и безрассудно. Мне понятен этот персонаж, поскольку у меня тоже была не самая приятная ситуация с отцом. Конечно, она была абсолютно другой. Тем не менее, некоторые чувства я могу себе представить. Ещё один важный момент при подготовке к роли — сделать так, чтобы тебя не держал английский текст. Пришлось потратить на это много времени.
— Поговорим о съёмках — чем отличаются зарубежное и отечественное кинопроизводство?
— У меня был только один опыт работы за рубежом. «Тетрис» — это продюсерское кино с довольно приличным бюджетом, снимавшееся в сложные ковидные времена. Каждый день стабильно начинался с тестов. Это ещё накладывалось на общий менталитет. В России все участники кинопроизводства быстро становятся семьёй. В этом есть как плюсы, так и минусы. Например, если кто-то в семье «облажался», то его сложнее поставить на место. За рубежом дистанция между людьми значительно шире. Вдобавок к этому, её удлинял ковид. Это непривычный опыт, но мне он понравился. Ты чувствуешь себя не наёмным работником, а соавтором. Были моменты, когда я подходил к режиссёру с вопросами по роли, а он просто отвечал: «Слушай, я тебе доверяю, поэтому иди делай свою роль». Это очень клёвый момент.
Понятно, что за рубежом абсолютно другая система воспитания и общения. Есть ряд клише про нас — водка, балалайка, серые лица. А есть ряд наших клише про Запад — с виду все улыбчивые и милые, но на самом деле за этим ничего не стоит. Здесь каждый волен выбирать, что ему ближе. Я долго не мог привыкнуть к похвале от режиссёра или съёмочной группы. Как реагировать на фразу «Good job!», когда ожидаешь критику? Но это характеризует не их, а меня. В моих глазах позитивная мотивация — не всегда мотивация.
Ещё важно сказать, что над фильмом трудилась многонациональная команда — шотландцы, ирландцы и англичане. В таком интернационале очень круто работалось. Кстати, сами съёмки проходили в Шотландии, в Глазго.
Также за рубежом совершенно другая методика работы артистов. Чем больше бюджет, тем больше ответственность. Вспомните Эдриена Броуди, который сначала получает «Оскар», а потом снимается в фильмах категории C. В России просто есть понятие «хороший артист», которое совершенно никак не регулируется. Например, прекрасный актёр Фёдор Добронравов снимается в «Сватах», но одновременно появляется в «Чемпионе мира». У нас в этом смысле больше вариативности. Если ты вышел в категорию A за рубежом, то обязан держаться до последнего. Тот же Дикаприо — вряд ли мы увидим его в каком-то ситкоме.
Ещё за границей функционируют профсоюзы. Они обеспечивают юридическую защищённость и поднимают конкуренцию в хорошем смысле этого слова. Ты просто понимаешь, что прямо за твоей спиной стоит некий товарищ, который тоже хочет работать. Причём это не про страх, а про ответственность. Помимо этого, каждый человек на площадке гордится своей работой, из-за чего складывается ощущение, что в тебя направляется всеобщая энергия. Всё крутится вокруг принципа «мы постарались для тебя, теперь ты постарайся для нас». Такой подход очень мотивирует.
Опять же, я говорю о фильме с бюджетом от 40 миллионов долларов. Если бы мы взялись за такое кино, то тоже сделали бы всё чётко. На мой взгляд, все эти вещи очень условны.
— В одном из интервью вы упомянули, что консультировали Джона С. Бейрда по советским сценам. В чём заключалась ваша помощь?
— Джон сам подошёл ко мне с вопросом о том, что в российской части кажется неправдой и требует изменений. После чего я указал на то, чего в советской действительности не было и быть не могло. Мы попытались найти компромисс. Понятно, что некоторые ключевые сцены пришлось оставить. Помню, что для чего-то я даже звонил маме.
— В «Тетрисе» вы выступили вместе с Тэроном Эджертоном. Расскажите, обменивались ли вы актёрскими лайфхаками по ходу работы над фильмом.
— Тэрон сказал мне очень грамотную вещь про уверенность в себе — что-то о сочетании ответственности и безответственности. В актёрском мастерстве присутствует элемент игры. Если посмотреть на игру детей, то нельзя сказать, что это происходит очень ответственно. В этом процессе заключён полёт фантазии. Актёрам необходимо уметь переключать рубильник между подготовкой и простой игрой. Для того, чтобы позволить себе это, нужно быть уверенным. Ещё одну классную вещь мне подсказал актёр Энтони Бойл — нужно играть не головой, а телом. Этот совет я могу применить даже в жизни.
— Мы поняли, что «Тетрис» — это не биография. Но всё-таки интересно, как вы относитесь к тому, что сюжет стандартных байопиков может расходиться с реальной историей? Нужна ли тут точность? Или в кино важнее художественность?
— Точность важна не всегда. Если ты говоришь, что история основана на реальных событиях, тогда у тебя есть право на фантазию. Но если ты заявляешь, что это true story и подтверждаешь это соответствующими документами, то неси за это ответственность. Снова обращусь к «Тетрису»: зрители не должны ждать от фильма исторической правды. Это в первую очередь развлекательное кино.
— Ещё одна недавняя премьера с вашим участием — «Здоровый человек» Петра Тодоровского. Был ли у вас опыт волонтёрства до съёмок?
— Подобный опыт случился примерно десять лет назад. Не могу сказать, что он был удачным. Я пришёл в раковый корпус Российской детской клинической больницы к детишкам с заболеваниями, но настолько зажался, что ничего не смог им отдать. Этот момент многое сказал о моём ресурсе и о том, насколько я вообще готов помогать. Он был похож на сцену, когда герой фильма стоит перед детьми в костюме чебурека. Думаю, этот опыт не сыграл ключевую роль при подготовке к фильму. Мне хотелось сталкиваться с событиями вместе с персонажем и понимать его чувства в моменте.
— Вступая на путь волонтёрства, ваш герой переосмысляет свою жизнь. Что это — желание помочь другим или всё-таки попытка спасти себя?
— Думаю, он неосознанно ассоциирует умирающего мальчика с собой. Ему кажется, что это он погибает, именно поэтому герой и пытается спасти себя. Эта история о том, как взгляд наружу может стать губительным. Недаром говорят, что благими намерениями дорога в ад вымощена. Это ещё раз подтверждает, что нужно смотреть внутрь. Фильм мог закончиться намного раньше, ровно на том моменте, когда героиня Ирины Старшенбаум говорит: «Может, тебе к психологу сходить?» Если бы персонаж просто согласился и записался на сессию к специалисту, то картины бы просто не было. Я очень боролся за конечную фразу ленты. Мальчик задаёт Егору вопрос: «Почему я заболел?» В ответ герой что-то мямлит, а потом просто говорит: «Я не знаю». Это очень важная фраза. Мне кажется, благодаря ей Егор сможет признать, что он не всё знает и понимает — в первую очередь, в самом себе.
— Когда ваш герой приходит в волонтёрскую организацию, ему задают очень важный вопрос: «Вы хотите помогать или спасать?» В чём для вас различие этих понятий?
— В своей книге «Порядки помощи» Берт Хеллингер очень круто объясняет значение помощи и её отличие от спасательства. Объясню метафорично на примере самолёта. Спасательство — это надеть маску на ребёнка, а помощь — надеть маску на себя. Несмотря на то, что ребёнок уязвим, такой порядок действий очень точен. Для того, чтобы иметь возможность помочь кому-то, ты должен оставаться в сознании. Наверное, помощь идёт больше из любви, а спасательство — из страха.
— В конце 2022-го на экраны вышла дебютная лента Ивана Петухова «Сёстры» о домашнем насилии. Вы примерили на себя образ искусно манипулирующего мужа-тирана. Расскажите, почему вы решили принять участие в этом проекте.
— Я не сразу согласился, потому что мне нужно было найти эту искусную манипуляцию. Сделать героя правдивым, а не топорным. Думаю, «Сёстры» — это больше притчевая история. В этом фильме мало конкретики. Мне интересно участвовать в дебютах. Ваня показался мне очень неэгоистичным режиссёром, который увлечён процессом и делом. Именно этим он меня и подкупил. К тому же, на тот момент Ира уже дала до согласие на съёмки. Мне показалось, у нас получится показать эту историю. Интересно, что в «Здоровом человеке» нам удалось исследовать одну сторону проблемы, а в «Сёстрах» уже другую. Мы здорово прошлись по треугольничку Карпмана.
— Ваш персонаж не проявляет агрессию открыто, его можно сравнить с натянутой струной. Как вы готовились к столь эмоционально сложным сценам?
— На самом деле, гораздо важнее, чтобы зритель проживал эти эмоции. Во всей истории мне было важно найти полифонию и понять её. У героя ведь куча страхов, сопряжённых, возможно, с чувством вины, которое он всеми силами пытается вытеснить. Мне стал понятен один парадокс — чем меньше я буду кричать, тем интереснее и правдоподобнее станет история. Съёмки фильма начались в непростое время. На тот момент вокруг нас свирепствовала сильнейшая эмоциональная волна. Воздух переполнялся нужной для ленты энергией. Её можно было просто хватать руками. Во многом это и задало настроение.
Я всегда по-разному вхожу в роль. Где-то дурачусь, а где-то ухожу в себя. Помню, в «Сёстрах» вообще следил за курсом доллара. Увидел 140 рублей и пошёл играть сцену. Мне нравится экспериментировать — отключать голову и просто доверять телу. Есть ощущение, что сильные эмоции, которые не принято проявлять в обществе, от напряжения лишь сдерживаются. Возможно, если пойти путём расслабления, то они как раз и выйдут.
— Бывает, что зритель формирует мнение об актёре, исходя из его ролей. А ваш герой получился по-настоящему страшным. Не боитесь, что вас будут ассоциировать с отрицательным персонажем?
— Когда люди смотрели первое кино, они разбегались от поезда. Хотя вместо страха, нужно просто посмотреть внутрь себя. Вся актёрская работа нацелена на диалог, проживание чувств и развлечение. Больше никаких задач нет. Причём эти чувства могут быть разными — от ужаса до трепета. Например, Паваротти позволяет прожить одни чувства, Хичкок — другие. Если на меня начинается перенос, то я не могу ничего с этим сделать. Вчера выложили психологический пост, под которым кто-то оставил комичный комментарий: «А он же сейчас не так выглядит. Я видела в “Содержанках”!» По моим ощущениям, я всё ещё Никита Ефремов.
— Совсем недавно стартовали съёмки второго сезона сериала «Оффлайн». В чём лично для вас важность проекта?
— Это возможность попробовать себя в другом амплуа — интровертном. Для меня этот проект о последствиях и взрослении. Мне всегда интересно понять, что проживает герой. К примеру, Раст ведёт двойную жизнь — он хочет и оборотом наркотиков руководить, и проводить время с семьёй. Но это не приводит ни к чему хорошему.
— В сериале ваш герой считает, что наркомания — сугубо выбор каждого. Какого мнения придерживаетесь вы?
— Зависимость — это био-психо-социо-духовное заболевание, стартующее с дисфункции семьи. Я не считаю, что люди виноваты в этой болезни, но я уверен в том, что они несут ответственность за поступки, совершённые в этом состоянии. Я сам сталкивался с этим. Мне бы хотелось, чтобы люди взглянули на эту проблему немного под другим углом. Понимаю, что это вовсе не быстрый процесс. У нас подобное обычно сводится к безвольности человека. Это всё от невежества. Такие вещи требуют особого внимания.
Все состояния нам даны. Ребёнок не выбирает ни семью, ни момент рождения. Зависимость — очень большая проблема, в нее уже входят алкоголизм, наркомания, переедание и другие формы. Меня совершенно не интересуют цифры, расследования и прочее. Мне важнее понимать, что это болезнь, первый симптом которой — отрицание. От этого можно и нужно выздоравливать.
— В последнее время в вашей фильмографии превалируют отрицательные персонажи — стоит вспомнить роль «ангарского маньяка» в сериале «Хороший человек» Константина Богомолова. Насколько для вас травматичны подобные роли? Были случаи, когда вы настолько вживались в образ, что трудно было выйти из него?
— Такой случай произошёл, когда я только пришёл в театр из училища. Мы делали «Горбунова и Горчакова». В одной из сцен моему герою говорят, что он навсегда останется в психиатрической больнице. Я пытался понять чувства персонажа, испытать его душевные терзания. Но нужно ли сходить с ума для роли? На тот момент меня это не смущало. Сейчас же я понимаю, что это не мой путь. Любую роль надо отпускать. Я настолько устал страдать, что больше не хочу.
— Вы не раз признавались, что можете найти себя в каждом сыгранном герое. Давайте возьмём четыре проекта — «Здоровый человек», «Сёстры», «Оффлайн» и «Хороший человек». Что общего между вами и персонажами из этих лент?
— В «Здоровом человеке» мне как раз близка история с помощью и спасательством. Я жуткий контролёр, а контроль — это страх. И «Оффлайн», кстати, об этом. Желание всеобщего признания — тоже моя история. Поскольку я пошёл в артисты, было бы глупо отрицать, что у меня развита нарциссическая часть, которая хочет внимания.
В «Хорошем человеке» — это злость. Благодаря Константину Юрьевичу я исследовал позволение проявляться этому чувству, обитающему где-то внутри меня. В детстве персонаж сериала увидел своих родителей за не самыми приятными вещами, отчего у него пропало доверие. Во мне есть та часть, которая не хочет доверять миру и пытается его контролировать. У героя этот процесс связан с кошмарными последствиями и убийствами людей. У меня элемент контроля может появиться в моменте, когда я вхожу в незнакомую компанию и начинаю юморить, чтобы подавить дискомфорт. Таким способом я контролирую действительность и подавляю уязвимость.
Я понимаю, что персонаж «Сестёр» видел в детстве какое-то насилие. Мне интересно, как он работает с этим сейчас. Я проецирую это на себя в виде вопроса: «Что я делаю, когда вижу вокруг огромное количество насилия?» Не могу сказать, что я суперпросветлённый. К примеру, сейчас я возвращался домой с тренировки, и впереди меня очень медленно ехала машина. Но я ведь не знаю, что там за человек, какие у него проблемы. Может, у него нога болит. А я начинаю сигналить ему, хотя никуда не спешу. Это опять же про какое-то проявление злости. Ещё в этой связке можно говорить о насилии над собой.
— Почему после выхода фильма вы не всегда оказываетесь довольны своими ролями? Скажите, «Тетрис» — это успешная работа?
— Кстати, сейчас уже доволен. Мне очень понравился и «Тетрис», и «Здоровый человек». Самоедство — один из видов развлекухи для меня. Моя нарциссическая часть так себя забавляет. Во мне сидит внутренний критик по имени Геннадий, который постоянно указывает на какие-то промахи и недостатки. С такими персонажами важно уметь договариваться. Я понял, что Гена хочет, чтобы его чаще хвалили. Он хочет — я делаю. Мы учимся дружить!