1 января на большие экраны ворвался фильм «Волшебник Изумрудного города. Дорога из жёлтого кирпича» Игоря Волошина — фильм по мотивам сказочного цикла Александра Волкова. По случаю премьеры поговорили с Дмитрием Чеботарёвым, исполнившим роль главного антагониста Урфина Джюса. Актёр рассказал о нюансах съёмок, проработке уникального образа и человеческом всесилии. Читаем!
— Ты исполнил роль антагониста Урфина Джюса в фильме «Волшебник Изумрудного города». Расскажи, как попал в проект.
— Предложение пришло от Пети Анурова и Гриши Стоялова, с которыми мы уже работали. Шёл прям по строчкам: классная компания, друзья, интересное произведение и такая же роль. Что может быть лучше? Посмотрел старые иллюстрация книг Волкова и понял, что я и есть Урфин Джюс.
— Да нет…
— Ты меня видела вообще? А его? Он хмурый. У него широкие и большие брови, выдающийся нос, жёсткие чёрные волосы. Ну, я!
— Но ты не хмурый.
— Ещё какой! Если есть возможность побыть в тишине и ни с кем не общаться, — так и сделаю. Пришёл на пробы уже с причёской и бумажным валиком под губой, чтобы появился присвист. Воспринял предложение как классную возможность покуражиться. И неважно, утвердили бы меня или нет. Всё сложилось.
Далее уже начался пошив костюма и снятие слепка с лица, потому что персонаж требовал долгого пластического грима с массивной челюстью, что было для меня в новинку. Думаю, сложнее всего было найти Элли, которую в итоге сыграла Катя Червова. Кстати, до этого пробовалась её старшая сестра, но не подошла. Тогда их мама сказала: «У меня есть ещё одна дочь!»
— Пересматривал ли ты прошлые экранизации перед съёмками?
— Ни в коем случае не пересматривал, чтобы не было искушения пойти по проторенной дорожке. Мне хотелось создать нечто уникальное, чтобы наш проект не получился похожим на уже существующее, чтобы сформировать своего зрителя и подарить ему новую сказку. Очень хочется, чтобы это кино пересматривали, как и классику.
— Перечитывал ли ты книги в качестве подготовки?
— Литературная основа была самым важным этапом подготовки. Перечитал весь цикл, чтобы понять, чем живёт персонаж, какие у него чаяния. Причём мы читали вместе с дочерью, так что я совместил приятное с полезным. Чтобы понять Урфина Джюса, недостаточно первой книги, потому в ней его и нет. Так что зрители должны понимать, что персонаж введён в фильм раньше, чтобы сразу привлечь к нему внимание и сделать аттракцион ещё более зрелищным. Только на территории «Жёлтого тумана», пятой книге цикла, герой исправляется и перестаёт быть вредным.
Самым важным было понять, что им движет, — а это яростное желание любви. Для него любовь тождественна преклонению, страху и подчинению. Он мечтал встать во главе жевунов, чтобы его боялись. Только потом персонаж понял, что есть милосердие и другие добрые человеческие чувства. И когда он осознал, что его простили, Урфин Джюс открыл для себя другой способ существования и восприятия мира.
— Как поменялось твоё восприятие цикла Волкова спустя время?
— Очень ценно, что «Волшебник Изумрудного города» не теряет актуальности по сей день. Во мне жило детское восприятие цикла, сейчас я посмотрел на него немного другими глазами. Дочь получает что-то одно из этой книги, я — другое. Но ни для кого она не становится скучной. Иванна снимает первый слой, я — второй и третий. Сначала дочь очень сильно переживала, исправится ли Урфин Джюс. Когда мы стали читать цикл, она уже знала, что я утверждён на роль, и очень волновалась, что мне придётся играть такого плохого персонажа. А когда мы дочитали до момента исправления, у неё появился новый страх — не свернёт ли он обратно на дорогу зла. Поэтому получал колоссальное удовольствие, вспоминая, как цикл действовал на меня в детстве и какие смыслы я открываю для себя сегодня.
— Ты уже не первый раз играешь отрицательных персонажей. Как Иванна относилась к другим твоим ролям?
— Иванна не смотрела ни один мой прошлый проект. «Волшебник Изумрудного города. Дорога из жёлтого кирпича» станет первым, что очень волнительно. Пока что ничего из моего творчества нельзя показывать детям (смеётся). При этом дочь знает, сколько снимаюсь в кино, видит афиши со мной и большое количестве болельщиков. Я не называю зрителей фанатами. После спектаклей и встреч ей передают много подарков — иногда даже больше, чем мне.
— Не так давно у Иванны вышла первая книга — «Ивашкины сказки». Как появилась идея такого трогательного проекта?
— «Ивашины сказки» — философские высказывания трёхлетнего ребёнка в стремлении осмыслить чувства и переживания того возраста. Сейчас ей шесть. Тогда она только знакомилась с большим миром и узнавала, что есть дружба и предательство, потому что кто-то из подружек себя плохо вёл, хотя говорил, что не будет так делать. Всё это выливалось в небольшие рассказы.
Уникальность книги в том, что автор не помнит, как написал её. Она сочиняла сказки полжизни назад, а после рисовала к ним иллюстрации, даже не осознавая этого. На шестой день рождения мы подарили ей сборник её же мыслей и сделали тираж в 2000 экземпляров. Потом предложили организовать автограф-сессию, предварительно договорившись, что, если ей будет тяжело, мы закончим. Но она считала это аттракционом. А читатели в свою очередь очень трепетно относились к ней — например, разговаривали шёпотом, чтобы не нарушить её детский хрупкий мир.
Сейчас в её жизни происходят чудесные события. И самое важное для меня: Иванна воспринимает это как что-то нормальное. То есть мой ребёнок понимает: в жизни может произойти что угодно, и это не чудеса. Следовательно, её сознание и границы восприятия настолько расширены, что у в них нет рамок. И мы стремимся сделать так, чтобы она ощущала себя всесильным человеком.
— Чувствуешь ли ты себя всесильным человеком?
— Да, но я ведь всё равно прожил какую-то жизнь и повидал разное. Всесилен, потому что у меня прекрасная семья, — мы крутая команда. Очень верим друг в друга. Вместе с тем я понимаю, что, если у тебя сейчас что-то есть, завтра этого может не быть. И действительно был период, когда у меня ничего не было, а потом мне это дали. Если ты будешь нечестен с собой или начнёшь предавать себя, это легко заберут. Так оно и работает. Не нужно воспринимать действительность данностью — это не оно. Тебе на время дали попользоваться, твоя задача — не подвести и испытать благодарность, осознав, какой путь ты прошёл.
— Как ты придумывал и дорабатывал детали героя вроде присвиста?
— У Урфина Джюса на всех изображениях челюсть вперёд. Я понимал, что устану всё время держать её в напряжении, поэтому решил вставить валик, который так или иначе деформирует речь. К тому же мне хотелось уйти от простоты образа, добавить какую-то выдумку. Потом мне уже накладывали челюсть. Но в какой момент моя настоящая стала болеть — где-то к третьей смене. Подумал: «Странно, а почему?» Оказалось, что я не осознавал наличие пластического грима на лице и работал сам. Но валик всё равно продолжал вставлять, чтобы был присвист.
Ещё Урфин Джюс на всё соглашается, всё время говоря «да». Подумал, что и здесь нужна утрированность — автоматная очередь из «да». Предложил это ещё на пробах — Волошин оценил. Позднее вся площадка по приколу отвечала на вопросы лишь «да-да-да-да».
— Были ли у тебя какие-то актёрские референсы, которыми ты часто пользуешься?
— Вообще нет. Только с художниками по костюму и гриму много искали и общались. Например, усы и цилиндр Урфина Джюса вдохновлены Дэниелом Дэй-Льюисом из «Банд Нью-Йорка». Даже думали сделать платок на шею, как у него.
— Правильно понимаю, что большая часть твоих съёмок проходила на хромакее?
— Безусловно. Но и декорации были. Например, чтобы снять дворец Бастинды, делили ангар пополам на две декорации. Они были абсолютно одинаковые, но отличались размером. Так, где Бастинда или Гингема шагают, Урфин Джюс должен заползать, потому что они трёхметрового роста, а он — десятилетнего мальчика.
Были моменты, когда меня вызывали одного на несколько смен, где я просто ходил по 12 часов и одиноко разговаривал с зелёными теннисными шариками, потому что нельзя было поставить партнёров в кадр из-за роста. Когда снимали волшебниц, меня дублировал десятилетний мальчик с усами. То есть для них в кадре был человек, они могли с кем-то разговаривать. У меня всё иначе. Ходил на грани сумасшествия — ещё и группа вся пряталась. Но это однозначно классный опыт.
Надеюсь, что заявленный фильм об Урфине Джюсе всё-таки состоится, пусть и в 2029 году. Смотрю в паспорт и думаю: «Ребят, классная у вас вера в меня…» (смеётся) Мы очень много сил вложили в проект. Даже с точки зрения костюмов: не было никаких молний или застёжек, которые могли бы выдать современность. Всё было аутентично. Несколько смен я шнуровал ботинки по 15 минут.
— Как относишься к феномену параллельных произведений вроде «Волшебника Изумрудного города» и «Страны Оз», «Буратино» и «Пиноккио»? Считаешь их отдельными или дополняющими друг друга продуктами?
— Думаю, это разные истории. Где закончилась «Страна Оз», а где «Волшебник Изумрудного города»? У Волкова ещё пять книг. В «Пиноккио» нет Лисы Алисы и Кота Базилио, зато есть мальчики, превращённые в осликов, и кит. Просто одно произведение вдохновлено другим — это побуждающий к творчеству импульс.
Например, Урфин Джюс был абсолютно проходным персонажем — появлялся функционально лишь в одной части. Но потом в редакцию полетели фанатские письма с просьбой написать о нём несколько книг. И Волкову пришлось повиноваться. Так что фанаты уже тогда делали своё дело.
— Недавно вышел сай-фай сериал «Прометей» с твоим участием. Какими тебе показались первые серии?
— Думаю, что мы закладывали, то и получилось. Хотели сделать вкрадчивое, очень подробное и порой непонятное повествование, которое затягивает. Кто-то жаловался мне, что сериал очень тёмный визуально. Но мы с командой изначально договорились: если сцена происходит ночью, то откуда свет? Его нет, поэтому и темно. Если люди сидят в заброшенном кабинете, освещение идёт только от настольных ламп. Мы так и снимали, без дополнительного света. Это осознанное решение, придающее реализм.
Алина Кувшинникова
— Смотрел ли ты сериалы «Тьма» и «Остаться в живых», которыми вдохновлялся Максим Свешников?
— Нет, только читал труды Стивена Хокинга. Притом очень предметно. Так как мой персонаж физик и профессор, в сценарии много научной терминологии. И я понимаю, что для большого количества зрителей это просто «бла-бла-бла». Открывается рот, и оттуда что-то выпадает. Но Вадим живёт этими терминами — радуется, расстраивается и удивляется. Через них. Для него имеет значение каждое слово. Для зрителя оно не значит ничего, пока он не увидит, как к нему относится персонаж. Если как к чему-то серьёзному, то и мы будем аналогично, даже не понимая их значение. Для того, чтобы не просто говорить заученный текст, а иметь к нему отношение, мне приходилось к каждому термину искать определение, изучать его. Было необходимо понять, что он может значить для Вадима в определённый отрезок времени.
— Что такого в Максиме Свешникове, как режиссёре, из-за чего ты уже не первый раз сотрудничаешь с ним?
— Он очень хороший человек. Мы давно дружим. Познакомились на проекте «Контейнер», а после сняли ещё несколько совместных проектов. Мне с ним безумно интересно — то, как он работает, пишет и разбирает материал. Интересно быть причастным к тем мыслям, которые он хочет донести до зрителя. Так что, если Максим позвонит и просто скажет куда-то прийти, — сделаю это, не раздумывая. Потому что знаю, что это будет нечто крутое и важное.
— В одном из интервью ты говоришь о центре внимания для актёра. Можешь чуть подробнее рассказать, что это такое, и объяснить, как оно отражается на Вадиме в «Прометее»?
— Центр внимания — необходимый компонент создания образа человека. А образ — система оценок происходящего в мире. Любой из нас ввиду опыта или социального статуса всегда воспринимает происходящее через что-то. И это делает его уникальным. Очень часто ты можешь найти центр внимания окружающих. То есть откуда он расходится. Например, у любопытного центр внимания будет на кончике носа. У кого-то вообще может быть на сигарете. Мне нравится искать это.
У Вадима больше не центр внимания, а способ восприятия мира. Из-за профессии ему кажется, что всё можно объяснить. Логика для него впереди эмоций. Он не считает чувства основополагающими, потому что мир гораздо сложнее человеческих взаимоотношений. Поэтому искал существование человека, который пытается всё подчинить логике. В кадре я почти всегда держал руки в карманах, чтобы герой был в коконе. Он даже сидит так, потому что руки отвлекают его от размышлений.
— Мне очень нравится герой Александра Алябьева в «Прометее».
— Сашка потрясающий! Я считаю его идеальным клоуном без стёба! Как и у Епиходова, у него постоянно что-то происходит, он может уронить или разбить что угодно. Но у него такие грустные, глубокие и умные глаза. Вместе с абсолютно расшатанным поведением в Саше существует огромная драма.
— Многие зрители знают тебя по роли в «Майоре Громе». Не боишься стать заложником образа, несмотря на обширную биографию?
— Думаю, для фанатов «Грома» я всегда буду ассоциироваться с Олегом Волковым. Тут уж ничего не поделаешь, ведь это огромная вселенная с армией поклонников. Важно понять: для кого ты боишься стать заложником образа? Для себя или зрителя? Если для зрителя, это неплохо, потому что он будет пересматривать фильм или ждать продолжения. А если для себя или индустрии, то это уже проблема. Тогда тебе не будут предлагать разноплановые роли и материалы, а станут бить только в одну сторону.
Раньше были актёры, которые играли исключительно полицейских или военных, и все были в выигрыше. Вот это для меня не очень желанный путь. Остальное меня не пугает. Я с удовольствием снимусь в сольном фильме о Волкове. Только позовите. Иногда болельщики подходят и обращаются ко мне, как к Олегу. Но я не останавливаю их, так как не знаю этих людей. Может, они живут в другом мире, где им так комфортнее. Может, им страшно в реальном. Поэтому я никогда не скажу: «Вообще-то меня зовут Дмитрий». Единственное, не терплю хамства и панибратства.
— Что думаешь о концепции перемонтажа в сериале «Майор Гром»?
— Абсолютно нормально отношусь к этому, потому что знаю, сколько материала не вошло в полнометражные фильмы. И картина «Майор Гром: Игра» очень много потеряла из-за этого. Например, ушла линия Хольта, а она была очень интересной. Не раз случалось так, что у меня спрашивают: «А что происходит с этим персонажем?» Я отвечаю: «Ребят, там вообще всё иначе, у человека драма, просто из фильма вырезали 40 минут». «Гром: Трудное детство» идёт только 50 минут, всего на 10 меньше вырезанного материла «Игры».
Если бы команда решила сделать расширенную версию, думаю, её бы смотрели по частям. Сложно давалась бы. А сериал меня подкупил. У нас были прецеденты, когда снимали многосерийник, потом клеили из него полный метр и запускали в прокат. Но это другая история — обратная. Многие просто не понимают, как устроен кинопрокат: если твой фильм идёт больше двух часов, ты не влезаешь во временной слот. Нельзя показать две картины подряд — придётся дробить, пропустив ленту меньшего хронометража. Так что если вы хотите адекватно рассказать историю, не пытаясь впихнуть невпихуемое, то сериал — логично обоснованное решение.
Алина Кувшинникова
