16 марта выходит в прокат «Солнце мое» (Aftersun) — дебютный фильм шотландского режиссёра Шарлотты Уэллс. Фильм забрал BAFTA, принёс ведущему актёру Полу Мескалу («Нормальные люди») номинацию на «Оскар» и получил ещё кучу важных наград. Меня обычно такой список только отдаляет от просмотра кино, но тут оказалось нечто другое. Появилось очень сильное желание поделиться тем, о чём я никогда не говорила публично. И то, что могло стать обычной рецензией, превратилось в отрефлексированное признание в любви одному конкретному человеку.
Эта картина дала мне то самое ощущение, когда смотришь фильм, и сразу хочется пересмотреть его снова. Когда всё так знакомо, что аж зубы сводит. Когда так терапевтично, что чатик с психологом можно на время открепить из важных. Когда ловишь мысль, которая попадает куда надо, чтобы ёкнула та самая мышца. Мне трудно советовать это кино, ведь оно запросто может в вас не попасть. Но в нём буквально представлена моя история, и я о ней расскажу.
«Солнце моё» — это фильм об очень тёплых отношениях дочки и папы. Живут они не вместе, но им предстоит совместный летний отпуск в не слишком богатом, но неплохом турецком отеле. Они ничего необычного не делают: валяются у бассейна, пьют коктейли, плавают в море. Но самое главное здесь, что они наконец-то просто вместе. И просто этим наслаждаются.
Тут и произошло первое попадание. Мы с папой тоже постоянно ездили отдыхать вдвоём, когда я была ребёнком. И мой папа тоже не жил со мной всё остальное время. Мы всегда были настолько близки, что теперь я могу сказать так: важнее его в моей жизни нет никого. Но так вышло, что разлука с ним составляет уже четыре года. С папой всё в порядке, но он очень далеко. Я разговариваю с ним только по телефону и получаю от него очень милые анимированные стикеры в телеграме. И сейчас я в той точке, когда невыносимо тяжело. И когда срочно нужно найти хоть что-то, что вернёт мой запал. Вот тут и врывается «Солнце моё».
— Хорошо, что мы с тобой под одним небом, — говорит девочка папе
— В смысле? — отвечает он.
— Даже когда мы не рядом друг с другом, но смотрим на одно солнце, мы как будто становимся ближе.
Этот диалог заставил меня сперва замереть, а потом начать жадно записывать, как героиня сформулировала мысль. И меня это искренне задело. Поразительно, потому что я не помню, когда последний раз такое со мной делала поп-культура.
То есть, где-то в какой-то системе координат мы всё-таки можем быть близки? Хотя бы в контексте того, что ходим под одним небом и смотрим на один огненный шар где-то вдалеке. Какая же это романтичная мысль! Она заставляет по-другому посмотреть на само понятие разлуки. Что вообще нужно для того, чтобы чувствовать себя вместе с другим человеком? Сидеть на одном диване или быть объединёнными чем-то более важным и неосознанным? Что даёт это ощущение близости? Может быть, как раз воспоминания? Не знаю, но мне нравится мысль, что если над нами с папой одно солнце, значит мы ближе, чем кажется.
Конечно, «Солнце моё» не только о том, как всё хорошо. Очень скоро начинаешь замечать — с отцом девочки что-то не так. Сначала его показывают со сломанной рукой, и на вопрос дочери он говорит, что не помнит, как её сломал. Затем у него появляется ещё и странный ушиб на плече, о происхождении которого он тоже забыл. Ну а потом герой в целом начинает чаще грустить, напиваться и уходить в себя. Что с ним происходит — не говорится напрямую. Ясно одно — он чем-то болен. Я расскажу о своей субъективной теории чуть позже, а пока хочется раздать пару респектов съёмочной группе.
Первый респект — режиссёру. Она щедро позволяет зрителю разделить гнетущие главного героя чувства через визуальные приёмы. Действия часто происходят одним утрированно замедленным кадром, используется полиэкран (разделение экрана на несколько частей), подобраны ракурсы, делающие акцент на общем психологическом состоянии, а не на деталях. Например, в одной из самых мрачных сцен фильма главный герой показан со спины. Он сидит голый на кровати и рыдает навзрыд. Рядом письмо, написанное им дочке: «Помни, что я всегда буду любить тебя».
Второй респект — композитору Оливеру Коутсу, который написал всю музыку к фильму. Это виолончелист, экспериментатор и один из самых востребованных классических музыкантов современности. И он мастер в том, чтобы добить тебя скрипуче-зудящим саундтреком в самый подходящий момент.
Оператору-постановщику — третий респект. Грегори Оук снимал в основном крупными и средними планами, делал большой зум и на статичной картинке использовал постоянный фокус и расфокус на разных объектах. Мне кажется, эти приёмы и заставляют жадно смотреть то, что так сильно держит «рядом».
Ты всегда как будто вместе с героями сидишь на берегу бассейна. Вместе с ними снимаешь на VHS-ку типичное видео «из отпуска», потом весело и громко убегаешь из ресторана не заплатив, потому что вы забыли кошелёк. Да и вообще, наслаждаешься простыми вещами — например, мгновениями, проведёнными друг с другом.
И тебе так хорошо: никуда не хочется уходить, жаждешь просто сидеть и проживать весь этот опыт счастливого детства, ярко всплывающего флэшбеками.
В детстве весь мир казался светлым и радужным, а ещё — очень большим и громоздким (и снова привет приёму с большим зумом, когда будто смотришь на мир глазами ребёнка). Глобальных проблем не существовало, а весь фокус был на папе и на маме — самых близких людях. И ты понимаешь, что так привык и ставишь их на первое место в иерархии важных людей в своей жизни.
И в моём случае наверху папа. Он там уверенно себя чувствует, не уступая первенство никому. Оттого тяжелее, когда в какой-то момент жизни он из неё пропадает — резко и без предупреждений обрывается связь, и остаются лишь ниточки, за которые хватаешься в попытках хоть что-то сохранить.
Ты его не видишь вживую, не обнимаешь, не трогаешь. Разговариваешь постоянно о том, о чём на самом деле не хотелось бы. Твоя жизнь проходит, а он её не видит, не застаёт все эти важные события, которыми так хочется поделиться.
Так почему я это все рассказываю не своему психологу, а здесь? Просто хочу поделиться тем, что поп-культура, кажется, и правда лечит. У 2х2 есть подкаст «Эскейп». Он о том, что фильмы, анимация, игры и комиксы способны помочь выйти из различных кризисов. И тут важно понимать, что эскапизм — это не побег от реальности, а средство для примирения с ней. На мой взгляд, точно так же работает психотерапия, которая не избавляет от тяжёлых периодов в жизни, но учит их переживать.
Анна Устюжанинова
Так что продолжим искать способ примириться с реальностью и снова нырнём в фильм. Отпуск героев закончился, и перед нами сцена прощания в аэропорту. Папа снимает всё на VHS и кричит что-то на прощание. Дочь сначала машет рукой и уходит, а потом игриво возвращается, показывая язык. Так классно и мило.
Именно тут у меня, сидящей в кинозале, бегущей строкой в голове возникла мысль — никогда не знаешь, когда видишь человека в последний раз.
Я часто сталкивалась с прощаниями в последнее время. И тяжелее их наличия только их отсутствие. Когда не знал, что вот тогда был последний раз, и это прощание на долгий срок. Когда как-то не так поговорили и недостаточно насладились последней встречей. Мысль эта ультраприторная и банальная, но до определённого момента мне не приходилось об этом задумываться.
Кажется, такие моменты в жизни нужно больше ценить. Но кто мне объяснит, как по-настоящему правильно это делать? Как благодарить и как выражать любовь, чтобы человек это ощутил? У главных героев нет с этим проблем. Они старательно намазывают друг друга кремом от загара и вместе прыгают в бассейн. Они плавают в море на плоте и разговаривают о жизни. Они доверяют друг другу и искренне любят. Значит, найден ответ — с близкими нужно просто быть искренним, вот и всё.
Что на самом деле случилось с главным героем, не говорится напрямую, но он точно болел чем-то смертельно-неизлечимым. У меня есть очень субъективное предположение, что у него развился рак костей, потому что тогда становится понятно, откуда гипс, странный ушиб и почему письмо, адресованное дочери, так веяло прощальным вайбом.
Но неважно, чем герой конкретно был болен. Важно, что прощание папы и дочки в аэропорту действительно было последним. И он её по-настоящему любил как свою первую и единственную дочь. Как обнадёживающее солнце, на которое можно смотреть вместе, даже находясь в разных точках планеты.
Фильм закончился, но не оставил зрителя с пустыми руками. Главный герой умер, но передал пару часов материала на VHS-камере и ещё кое-что — воспоминания. В них мне позволили заглянуть, и от того, насколько они личные, стало неловко. Но за них хочется сказать спасибо. За то, что они взъерошили мои собственные воспоминания и почему-то сделали их ценнее. За визуальную рифму фильма с моей жизнью. За то, что я до сих пор думаю об этом кино спустя несколько дней.
Ни поп-культура, ни работа, ни самая замороченная настольная игра не сместят фокус сознания, когда прямо над головой висит что-то ноющее и давящее. Но, кажется, именно поп-культура может заставить посмотреть на это под абсолютно другим углом.
