18 декабря исполняется 25 лет со дня премьеры «Крика», знаменитого комедийного хоррора Уэса Крэйвена про маньяка в маске призрака, положившего начало новой волне молодёжных слэшеров. В январе нас, кстати, ждёт пятая часть от Мэттью Беттинелли и Тайлера Джиллетта, преданных поклонников оригинала, снявших весёлый ужастик «Я иду искать». В связи со всем этим кинокритик Иван Афанасьев, яростный фанат франшизы, знающий наизусть каждый из четырёх фильмов, рассказывает, почему по сей день у «Крика» нет конкурентов и смотрится он всё так же здорово.
Для начала маленькая ремарка: фанатом я стал относительно недавно. Открыл для себя этот удивительный феномен всего пару-тройку лет назад, когда решил пересмотреть всё, что сделал Уэс Крэйвен. Пробелы в фильмографии остались, но уже сейчас можно сказать, что американский хоррор-мейкер недаром считается классиком. Наравне с Карпентером, Ардженто, Хупером и другими режиссёрами, заложившими основы, его можно смело назвать визионером, минимум трижды перевернувшим наши представления о жанре ужасов. Первый раз — с протослэшером «Последний дом слева», сформировав фундамент для жанра. Второй раз — с самым первым «Кошмаром на улице Вязов», гениально стерев границы между фантастикой и реальностью. В третий раз — с самым первым «Криком», который стёр границы уже между смехом и ужасом. Вы не замечали — когда кому-то страшно, наблюдать за этим может быть смешно? Крэйвен взял этот принцип за основу и заставил нас хохотать от ужаса.
Я нежно люблю все четыре части, но самый первый, вышедший в 1996 году, — это основа основ, слэшер, перевернувший представления о том, каким может быть кино про маньяков с холодным оружием под полой. Оказывается, любой фанат фильмов ужасов живёт в своеобразной вселенной зацикленного насилия, которое размывается на экране и становится нормой. Не кажется ли нам странным, что кого-то забавляет смотреть, как убийца в дешёвой маске звонит своим жертвам, чтобы расспросить их о любимых фильмах ужасов перед убийством? Почему мы так любим смаковать сцены, в которых кого-то убивают? Это вообще нормально? И не породит ли это тех самых психов, что бегают по колледжу с ножом под карнавальным костюмом и наслаждаются тем, что жестоко закалывают своих жертв, косплея злодеев из любимых фильмов? В чём вообще фишка насилия? Почему мы идём в кинотеатры пугаться, да ещё и берём с собой вёдра жареной кукурузы, чтобы делать это со вкусом? И главное — почему, опять-таки, веселее всего смотреть, как кто-то кричит от ужаса?
Все эти вопросы задаёт «Крик» зрителю — и не торопится давать на них однозначные ответы. Есть, например, классическая фраза из уст маньяка: «Фильмы не создают психов — они делают их более изобретательными!». То есть, хорроры и слэшеры всё-таки могут нанести вред, ведь их могут посмотреть потенциальные убийцы? На самом деле, не кино убивает людей, а люди убивают кино. В частности, хорошие, выверенные фильмы загубили многочисленные продолжения и повторения успешных сюжетов, которые превращали любимые истории в бесконечную мясорубку. Эта тема, кстати, появляется во втором фильме франшизы. Недаром в конце первого помешанный на хоррорах маньяк неистово орёт: «Нам необходим грёбаный сиквел!». Больше убийств, больше смертей, больше преступников — меньше смысла, удовольствия и, собственно, истории, от которой ты всё это получаешь. В 1980-х бесконечные вторые, третьи и прочие части популярных слэшеров загубили жанр на корню — «Крик» вернул ему величие, напомнив, что важнее всего не сами убийства, а всё, что их окружает.
И что самое главное, каждый последующий сиквел, который так хотел видеть убийца, выводил разговор о месте хорроров в нашей жизни на новый уровень: во втором фильме, помимо вопроса бесконечного цикла сиквелизаций, фигурирует тема доверия к окружающему миру, который всё больше становится похож на идиотский ужастик. Третий — остроумный разговор об обратной изнанке Голливуда, фабрике всех этих экранных кошмаров, зарабатывающей гигантские деньги на страхе людей перед миром, экспортируемом в хорроры. Четвёртый, вышедший спустя приличное время после третьего, был меткой пародией на своих предшественников — фильм начинался с фильма в фильме в фильме в фильме, когда в замкнутом кругу насилия уже не отличишь, где фантазия, а где реальность. Но основу для всего этого заложил именно первый «Крик».
А заодно сломал старые стереотипы о слэшерах, то ли нарочно, то ли просто так получилось. Маньяк убивает подростков? Чего мелочиться — пусть их будет двое! Last girl, переходящая из фильма в фильм? Окей, у нас тут будет целое трио героев, что дожили аж до пятой части. Убийцей всегда оказывается псих жуткой наружности? Сделаем ему слащавое личико… чтобы потом оказалось, что это не он, а у настоящего маньяка физиономия ещё симпатичнее! Это то, что делал (да что уж там, делает до сих пор) «Крик» — ломал привычные правила игры и переписывал их по-своему. Он поставил под сомнение привлекательность ужастиков, сделав ужастик, который неизбежно привлекает к себе внимание — своей экстравагантностью, смелостью и, конечно же, страшным, во всех смыслах, нахальством, необходимым для любого гениального фильма.
Страшно, когда смеются над тем, кто боится — но смешно, когда боятся того, кто смешит. Именно это делает фильм — и только в «Крике» можно одновременно ржать конём и орать белугой. За то и любим. Ждём теперь, когда в пятом на экране появится сам Уэс Крэйвен и скажет, что любой, вышедший из зала раньше окончания титров, получит ножом под ребро. Представляете, как будет смешно и страшно, если именно так всё и случится?
