В этом году «Остаться в живых» (Lost), отмечает юбилей: 20 лет назад пилотная серия, показанная телеканалом ABC, собрала у экранов более 18 миллионов человек. Сейчас же мы взахлёб можем посмотреть все шесть сезонов за неделю (за ночь маловероятно, всё-таки 120 эпизодов), а после, находясь под впечатлением, поиграть в Lost: Via Domus или даже присоединиться к ролёвке.
Осторожно, впереди множество спойлеров!
«Остаться в живых» стал видной частью поп-культуры и перевернул представление о телесериале, как о чём-то не слишком интеллектуальном и непритязательном. В Lost есть неожиданные сюжетные твисты, круто поворачивающие жанр от робинзонады к научной фантастике, конспирология с тёмной фигурой корпорации «Дхарма», проводящей странные эксперименты, мистика, магия и собственные загадки Острова, ставшего не менее сильным и опасным персонажем, чем остальные. Сериал даже отметили в «Симпсонах», где загадки Острова заставляют Гомера превратить беговую дорожку в конвейер со снеками (потому что оторваться от просмотра просто невозможно), а Барт выдвигает теорию, что всё происходящее — сон собаки.
Заходят как-то в бар Локк, Бентам и Руссо…
Но не загадками едиными сыты. Помимо смертельного обладающего сознанием Чёрного дыма и теорий о квантовом бессмертии, в «Остаться в живых» есть мощное философское ядро. И если идеи о вечном противопоставлении добра и зла, относительности поступков и принятии или непринятии судьбы достаточно классические, то желание столкнуть носителей разных философских концепций в замкнутом пространстве можно назвать новаторским в рамках сериальной культуры. Джон Локк, Джереми Бентам, Руссо, Бакунин — все эти имена говорят, что создатели сериала сами подталкивают к такому анализу.
Есть ли у человека «природа»? Какая она? Как поведут себя люди с разными убеждениями, вынужденные выживать вместе? Поглотит ли одна идея другую? Эволюционируют ли убеждения? Мы предлагаем сосредоточится именно на этих вопросах и проследить, что будет, если закинуть философов на необитаемый остров, и как меняются убеждения человека при переживании своего жизненного пути. Для этих целей мы возьмём нескольких самых ярких персонажей-носителей идей и проследим, как они развивались.
«Только я знаю, что могу»
Джон Локк, человек с непростой судьбой (хотя о ком из выживших можно сказать иначе?), — персонаж с одной из самых интересных сюжетных арок. На его примере мы задаёмся вопросами: есть ли у человека судьба, что такое выбор, случайность и причина, является ли жизнь божественным (а в конкретном случае — островным) замыслом? Понятно, что нельзя привязать персонажа к только одному философу, но можно попытаться выявить кого-то определяющего.
О Локке можно подумать, что он жёсткий детерминист и отрицает свободу воли, однако, если посмотреть пристальнее, оказывается наоборот. Возможно, он был таким раньше: обман отца сильно ударил по Джону, а падение с большой высоты и дальнейшая прикованность к инвалидному креслу, казалось бы, добили его. Вот он, Локк, пассивный перед сломившей его судьбой. Но вот и другой Локк: с желанием отправиться в большой поход, уверенностью на Острове и повторяющий снова и снова «Только я знаю, что могу». При всей его вере в то, что Остров сознателен и даёт ему знаки, путь Локка определяет выбор. Пожалуй, самым ярким можно назвать решение уйти к Другим.
Сложность рассуждения о наличии выбора в целом в том, что герои долгое время лишены самой очевидной альтернативы — покинуть остров. Тогда и говорить о выборе не приходится, но эта проблема решается их желанием (покинуть/остаться). До прибытия на остров Локк, в силу своих отношений с отцом, не принимал совместимость свободы воли и детерминизма: на вопрос к отцу «Почему?» Джон получает ответ: «Не тебя первого оставили в дураках». Перед нами парадоксальная ситуация, когда человек не принимает возможность своего выбора, и тогда мир для него детерминистичен, но при этом он убеждён в свободе воли других. Остров круто поворачивает взгляд Локка на себя: мир для него всё ещё определён, но теперь он может в нём действовать. Получается, Джон Локк, оказавшись на Острове, перестаёт транслировать идеи тёзки в вопросе свободы воли и склоняется скорее на сторону компатибилизма, то есть сосуществования детерминизма и свободы воли, когда второе понимается прежде всего как свобода действия согласно своим желаниям.
Что забавно, выбравшись с Острова и попав к Чарльзу Уидмору, Локк получает новое имя — Джереми Бентам — ещё один философ. И в этом случае задание Локка вполне соответствует идеям английского моралиста и правоведа. Этика Джереми Бентама формулирует принцип «наибольшего счастья наибольшего числа индивидуумов». Здесь важно, что речь не об «общем благе», а о личном преуспевании, которое увеличивает счастье всех и каждого. Это вполне применимо к заданию Локка: жизнь «шестёрки Oceanic» после возвращения домой была несамой счастливой: бывший хирург и лидер поневоле Джек, например, практически мечтал об Острове. Что ж, после второго крушения шестёрка подлатала свою жизнь, а вместе с этим увеличила «сумму счастья остальных».
Самым сильным соперничеством в «Остаться в живых», пожалуй, можно как раз назвать противостояние Локка и Шепарда. Но их ключевое противостояние вовсе не на уровне свободы (хотя в этом вопросе Джек с Джоном тоже не согласен: Шепард явный инкомпатибилист, т.е. отвергает совместимость свободы воли и детерминизма). Спор персонажей носит скорее юмовский характер.
«Принцип “каждый за себя” тут не работает!»
Джек Шепард — сын известного кардиохирурга, сам стал хирургом спинальным. С его глаз начинается «Остаться в живых». Джек появляется практически в каждой серии, его основной миссией стало спасение потерпевших с Острова. Сколько раз Локк и Шепард спорили о взаимосвязи событий, и каждый раз этот спор был о причинности. Остров ли дал знак или это случайность, провидение или череда событий. Дэвид Юм не соглашался с Кантом, считавшим, что закон причинности интуитивно истинен (всё, что начинает существовать, должно иметь причину). Вместо этого он предлагает опыт как новый источник уверенности в причинности, и который показывает нам связь событий.
Казалось бы, Шепард как раз человек опыта, склонный к практическому познанию мира. Но он попадает в ловушку, о которой и писал философ шотландского Просвещения: наши причинные заключения о событиях направлены в будущее, а это значит, что наш опыт как бы переносится в будущее, что предполагает его тождество с прошлым, а этого никак не может быть (например, в случае со лжеспасателями из четвёртого сезона: условно, «если потерпевших крушение спасают, то этот корабль тоже спасательный»). Шепард — человек «привычки» в юмовском смысле.
Но было у Шепарда и ещё одно противостояние — с Сойером. Это тот случай, который показывает, что было бы, если бы в реальной жизни схлестнулись Гоббс и Локк (который философ). И Гоббс, и Локк исходят из теории общественного договора. Джон Локк считается основоположником либерализма, в основе которого лежит концепция естественных неотчуждаемых прав человека, а наше естественное состояние — состояние свободы, но не своеволия, то есть мы можем свободно распоряжаться своей личностью и собственностью, у нас нет свободы уничтожить себя или какое-либо находящееся в нашем владении существо. Шепард, кажется, разделяет это убеждение, о чём, например, говорит ситуация с умирающим приставом.
Кроме того, действия Шепарда согласуются с идеями Локка в области организации (у философа — государства, у нашего персонажа — общества выживших), который создаётся путём негласного заключения общественного договора для защиты свободы, собственности, личной и общественной безопасности. В лидерских начинаниях доктору противостоит ещё один выживший — Сойер, принимающий сторону другого сторонника идеи общественного договора.
«Дайте мне пару пластырей и банку перекиси, и я буду править островом!»
Джеймс Форд со своих первых появлений начинает невыносимо раздражать и постоянно нарывается на драку. Пассажир Oceanic 815, он летел из Австралии с тяжёлым сердцем, убив невиновного человека, которого принял за виновного в гибели родителей. С самого начала Сойер оспаривает лидерство Джека, ведёт себя независимо и просто ужасно по отношению к остальным. Почти все слышали выражение «человек человеку волк», которое Томас Гоббс использовал в своём труде «Левиафан» и которое удивительно напоминает поведение Сойера в ранних сезонах. Обворовать трупы, собрать у себя лекарства, зарыть алкогольную заначку: осталось только объявить «Это моё болото!» и драться с остальными за воду.
Обособившись от остальных, Джеймс Форд настаивал на гоббсовском состоянии «войны всех против всех», оказавшись как бы вне государственного устройства цивилизации. Естественные законы в виде стремления к миру, выполнения договорных обязательств, отказ каждого от своих прав не ведут к безопасности, а закон должен исполняться с помощью принуждения и силы (собственно, государства).
Вместе с этим видна эволюция персонажа, который заметно смягчается, принимает работу в команде и наблюдает, как Шепард для организации выживших не применяет силу: люди идут за ним добровольно, а несогласные действуют по своему усмотрению. Сойер и сам был одним из таких несогласных и присоединился к Локку в четвёртом сезоне. В этом случае можно говорить об изменении убеждений одного персонажа под влиянием другого, но только в вопросе организации общества. Что же до вопроса о природе человека — Сойер так и остался при своём: человек по природе зол. В этом явной ему противоположностью был Хьюго (Хёрли) Рейес.
«Тварь в лесу, может, это монстр. Может это… злобный жираф?»
Хьюго Рейес для новых жителей Острова — этакий добрый клей, который сглаживает конфликты, обращается ко всем «друг» и генерирует отличные идеи вроде поля для гольфа, чтобы остальные не сошли с ума. «Человек по своей природе добр», — говорил Жан Жак Руссо, и это высказывание воплощает в себе Хёрли. При том, что Руссо своими словами был склонен к идеализации туземцев, тогда как жителей города развратила цивилизация, Хьюго Рейес показывает, что добрым можно быть и в городе, и на «необитаемом» острове. Подобно тому, как Руссо снова и снова открывал для себя страдания мира, Хёрли учится их претерпевать (отец бросил, выигрыш в лотерею принёс одни неудачи, лечение в психиатрической больнице), он способен переживать и обращать в сострадание. Для Руссо, сострадание — источник социальных добродетелей, для Хёрли — способ пережить собственные тяготы.
Пожалуй, Хёрли был единственным правильным кандидатом на роль хранителя Острова, если мы принимаем концепцию о нём, как об источнике всего самого доброго и хорошего. Предыдущие хранители убивали «во имя добра», это ли нужно Острову? Отнюдь, ему нужен человек, который, подобно французскому просветителю, будет сострадать и, подобно Августину, считать, что зла не существует. А то, что мы называем злом, по сути, — недостаточность или нехватка добра. В целом, непротивопоставление этих двух сущностей (хотя по этой идее, зло не субстанциально, то есть несамостоятельная сущность) вполне соответствует человеческому поведению и позволяет не делить мир строго на чёрно-белое. Именно тогда становится понятным, откуда на Острове возникает что-то плохое.
«Сойер считает, что кабан объявил ему вендетту»
Хотя вендетту скорее объявила жизнь самой Кейт. На Острове Кейт постоянно делает что-то полезное: собирает фрукты, первая вызывается в походы за чем угодно, будь то вышка радиосвязи или динамит. Кейт кажется персонажем, который будет наравне с Джеком предлагать рациональные идеи и строго придерживаться плана. На деле же Остин гораздо хитрее и опаснее, чем может показаться. Сложные отношения с матерью, убийство ненавистного отчима, который в итоге оказался отцом, неудачные романтические отношения, побеги и предательства. Казалось бы, сама жизнь вставляет мисс Остин палки в колёса, но на деле Кейт скорее выражает мнение Сартра о личной ответственности за совершённый выбор.
До попадания на Остров Кейт была в вечных бегах, при этом складывалось ощущение, что она ни в чём не виновата, а «злой» пристав лишь смеётся на ней, говоря, что кто-нибудь обязательно поверит её истории. На деле же мы видим убийство человека, ограбление банка, ложь любимому. Никто не говорит, что её отчим был хорошим человеком, но она, во-первых, приняла решение за свою мать, а во-вторых, пошла сравнительно лёгким путём, не попытавшись ничего изменить, а просто устранив проблему и при этом не взяв ответственность за свою ненависть. На Острове же Кейт меняется и становится ближе к Сартру. По факту рождения человек становится включённым в мир: в ситуацию, условия и окружение «другими», что ограничивает его тотальную свободу, но оставляет право выбора.
До крушения Кейт действовала, исходя из положения о тотальной свободе, Остров же заставил её двигаться в сторону выбора: если каждый человек в каждый момент жизни находится в ситуации альтернатив, то каждое его решение определяет его дальнейшую судьбу, но кроме этого, каждое решение формирует и судьбу всего человечества. В этом они схожи с Джеком и поэтому из них получается лучшая команда, чем с Сойером, который скорее приверженец ответственности только за себя. Вместе с этим, Кейт и Сойер похожи в другом аспекте — в переживании экзистенциальной тоски: оба потерянные, оба в безнадёжном поиске смысла, и, если бы их отношения продолжились, получилась бы разве что сартровская «Тошнота».
«Нет ли у вас Стивена Кинга?»
Забавно, что Бенджамин Лайнус попросил Кинга вместо «Братьев Карамазовых» Достоевского, где братья пытаются выяснить, кто же убил их отца. В случае с Лайнусом ответ очевиден. Бенджамин в начале предстаёт как напуганный потерпевший с именем Генри Гейла, позднее выясняется, что именно он — лидер Других, принёсших пассажирам Oceanic 815 столько бед. При всей жестокости Бен — очень несчастный человек, и, скорее всего, озлобил его собственный отец, который винил ребёнка в смерти жены. В результате мы получаем хитрого и жестокого управленца, на счету которого несколько совершённых лично убийств, похищения, манипуляции и взращивание наёмного убийцы в лице Саида. Человек, для которого цель оправдывает любые средства обладает макиавеллистским духом.
Безусловно, стоит отметить, что мнение о Макиавелли двоякое: одни исследователи называют его «учителем зла», тогда как другие склоняются к тому, что труды философа носят, во-первых, историко-исследовательский характер, а во-вторых, были продиктованы необходимостью объединения на тот момент раздробленной феодальной Италии. Тем не менее, мнение о политике как об «учителе зла» укрепилось в массовой культуре, что, конечно наложило отпечаток на персонажа.
Лайнус здесь решает вопрос лидерства в духе сочинений Макиавелли: уничтожает врагов, как «могучий лев» (истребление «Дхармы», убийство Локка), и избегает капканов, как «хитрая лиса» (убедительная ложь о Генри Гейле, манипулирование Сойером и Кейт, когда те находились в клетках). О Лайнусе в целом можно говорить, как о человеке, обладающим политическим цинизмом, основанном на его жизненной реальности, а его методика опирается на советы Макиавелли. Например: привлечение одарённых людей (Джулиет), развлечение народа зрелищами (приказ Локку убить отца), своевременное подавление недовольства, самостоятельное исполнение «популярных» задач в сравнении с делегированием «непопулярных», участие в собраниях (книжный клуб) и другие.
Гибель его дочери Алекс, с одной стороны, можно считать поворотным моментом в развитии персонажа — с этого момента его власть окончательно отходит другим людям, — с другой стороны, как человек он остаётся верен принципам, о чём говорит убийство хранителя Острова Джейкоба. Пожалуй, Хёрли был прав, когда назначил его своим вторым номером: Острову нужен по-настоящему добрый человек, но на нём живут люди, и молодому управителю явно понадобится опытный советник.
Как объединить таких разных «философов»?
Если попытаться объединить рассмотренных персонажей в большие философские блоки, то получится, что они демонстрируют удивительное смешение политической философии с вопросами о свободе воли, экзистенциальных изысканиях и природе человека. Если присмотреться внимательнее, такой микс обретает линейную структуру: разные люди должны научится жить вместе, для чего им нужна какая-то организация. Но это актуально до тех пор, пока «Остаться в живых» в большей степени придерживался робинзонады.
Со временем, когда сериал повернул в сторону научной фантастики, а политическая философия отошла на второй план, акцент на межличностных отношениях не ослаб, и вопрос о природе человека вышел на передний план. Заметьте, насколько сильнее стало чувствоваться противопоставление хорошего и плохого в последних сезонах. Здесь и два брата (которые преподносятся как тёмная и светлая силы — даже на уровне внешности), и забавная «отсылка для своих», которую оставляет лжеЛокк на чашах весов. Мы видим и противоречивую фигуру матери будущих хранителя Острова и Дымового монстра, которая убивает их настоящую мать, оправдывая это тем, что та якобы плохой человек. Сам Остров оказывается источником всего доброго, но мы не узнаем, есть ли «злой» Остров.
Так давайте остановимся на идее Августина, что зла не существует и простим «Остаться в живых» все странные сюжетные повороты, объяснив их «недостатком добра» и последствием забастовки сценаристов. Впрочем, и хорошего у сериала много. Настолько много, что его с любовью вспоминают даже спустя 20 лет.
