Дебюты бывают разные, но мало какие могут похвастаться таким творческим успехом, как выход клипмейкера Спайка Джонзи и сценариста Чарли Кауфмана на арену полнометражного кино с «Быть Джоном Малковичем» (Being John Malkovich). Их уникальный взгляд на сюрреализм определил моду на странность в арт-мейнстримном кинематографе на годы вперёд. Породил кучу мемов об одном из самых выразительных артистов всех времён (соответственно, Малковиче). Вывел роскошную Кэмерон Диаз из зоны комфорта, сделав длинноногую блондинку кучерявой серой мышкой. И вверг зрителя в состояние, граничащее между истерическим хохотом и неконтролируемым ужасом собственного бытия.
Вечная мгла помутнённого разума
Непопулярное мнение: восхваление 1999 года, как лучшего релизного цикла в истории кино, начинает несколько утомлять. Все эти книги, видеоэссе, бесконечные реверансы шедеврам, что словно звёзды на небосводе сошлись в коллекцию, изумительную и неповторимую в своей красоте. Всё это перетекло в слепой фанатизм, будто бы обнуляющий другие поворотные точки, которые проходил кинематограф. И самое беспокоящее во всём этом — с тем вкладом, что внёс последний год 20 века, невозможно спорить. Остаётся только принять.
Ироничный вышел расклад, если вспомнить, что тема принятия и отрицания стала чуть ли не ключевой для главных кинолент 1999 года. Том Тыквер послал к чёртовой матери концепцию времени, мотая судьбы своих героев туда-сюда, как на видеомагнитофоне («Беги, Лола, Беги»). Вачовски заставили многих усомниться в реальности, в которой мы живём («Матрица»). А авторы «Ведьмы из Блэр» и вовсе кинули реверс-карточку и убедили весь мир принять их вымысел за правду, записанную на дрянную VHS-кассету. Но больше всего переход в новый миллениум затронул каверзный вопрос «Могу ли я быть кем-то другим?». И пока Тайлер Дёрден в окружении членов Бойцовского Клуба вёл нигилистические монологи о том, как все хотят найти себе ролевую модель и прожить чужую счастливую жизнь условной кинозвезды, дабы не быть собой, Спайк Джонзи и Чарли Кауфман прорубили окно в голову одной из них. Не ради того, чтоб дать ответы или прочитать мораль, а скорее чтобы подчеркнуть абсурдность самого вопроса.
Кукольный (дур)дом
Этот блестящий дуэт режиссёра и сценариста не понаслышке знаком с проблемами идентификации. Джонзи (настоящее имя — Адам Шпигель) — хамелеон с повадками приколиста-трикстера, способный по щелчку пальца менять личины и с выдумкой саботировать реальность (в начале его карьеры мало какое интервью с ним не заканчивалось инсценировкой панической атаки или уличной драки). Кауфман — гениальный интроверт, не скрывающий своего циничного мизантропизма ко всем людям всех профессий (особенно творческих), но при этом больше всех издевающийся над самим собой, что порой выглядит, как попытка дойти до мирового рекорда по деструктивному самоуничижению. Неудивительно, что именно эти двое смогли облачить личностный кризис Поколения Х в нарядную форму экзистенциально-тревожного сюрреализма. Похожие противоположности, уравновешивающие друг друга, потому что и хулиган, и пессимист открыто верят в игрушечную нелепость мира, что находится в страхе дилеммы Y2K, когда компьютеры захватят мир, наступит всеобщий блэкаут и человечество откатится в ноль.
Чарли Кауфман в интервью изданию Filmmaker:
В голливудской версии «Быть Джоном Малковичем» его финал заключался бы в озарении персонажей, что им нужно быть самими собой. И боже упаси! Я не хочу под этим подписываться или вообще указывать кому-то кем им быть. Правда, я допускаю, что многие трактуют фильм именно таким образом.
Вселенная «Быть Джоном Малковичем» не способна к движению вперёд или назад. Это один большой театр кукол, по которому дёрганно суетится выводок неудачников и эксплуататоров, ведь, по мнению Кауфмана, люди способны существовать только в такой иерархии. Когда кукла либо смиренно принимает свою ведомую роль, либо сама решает стать кукловодом. Вручая персонажам возможность пробраться в черепное закулисье Джона Малковича хотя бы на 15 минут, Кауфман лишь потуже затягивает нити, начинает дёргать их в рандомном направлении и утопает в той же делюзии, что и оперируемые им болванчики. Ведь если хочешь заставить куклу плакать как живую, то и ты сам должен сгорбиться в слезах. Благо, причин реветь хватает. Во всю глотку. Отсутствие самореализации, отвержение в профессиональном и личном плане, ненависть к собственному телу, речевому аппарату и даже отрицание собственного пола, как в случае героини Кэмерон Диаз, чья арка внедряет в фильм острую гендерную кодировку.
Пустой человек
Биззарная атмосфера карликовых офисов, настенных порталов, домашних зоопарков и криповых арт-мастерских пестрит контрастами страшного и смешного. Полёт фантазии Джонзи и его способность придать спонтанности случайных образов и событий наделяет фильм особым потоком, в котором зритель легко может потеряться, испытывая порыв оглушительного хохота или же процесс тяжёлых раздумий. Одержимость медиа и культ личности редко когда рассматривались с вуаеристской перспективы подсознательного. А травмированной анимой здесь обладает даже милый шимпанзе с печальной предысторией о неудачном спасении родителей и собственном пленении злыми браконьерами. Что уж тут говорить о Малковиче, чьими глазами мы наблюдаем картину скучной и одинокой жизни, которую все воспринимают, как новое откровение. Хотя его существование и состоит из пустого материализма да фальшивых друзей (уморительное камео Чарли Шина в роли лучшего друга актёра).
Многие журналисты и киноманы не перестают задаваться вопросом «Почему Малкович?», даже не замечая того, что в контраргумент ему идёт риторическое «А почему не Малкович?» Идеальный сосуд противоречий. Обычный, но словно не от мира сего. Страшноватый, но сексуальный. Скучный, но невероятно интересный. С Томом Крузом или Джонни Деппом такой бы фокус не прошёл, это уж точно.
Джон Малкович в интервью GQ:
Чарли изучал меня, я же себя не изучаю. Я даже не думаю о себе. Вот это все «Кто я такой», «Каково моё место в этом мире» – это вообще не обо мне. И о своих качествах я не задумывался, будь то надуманные характеристики или реальные. Закрытый ли я человек? Ну да, но давайте начистоту – разве мы все не закрытые в какой-то степени люди?
Про уродов и людей
В какой-то момент герои впадают в пучину нормального для них сюра и отдают волю собственным порокам, а разворачивающийся на экране водоворот токсичного абьюза почти что обнуляет потешный тон фильма. Куклы на наших глазах становятся монстрами, готовыми сожрать друг друга ради шанса срезать нити и пуститься в пляс аки Пиноккио. Только этот танец будет преисполнен отчаяния и разочарования. И в исполнении двух главных марионеток протагониста Крэйга Шварца (Джон Кьюсак в непривычно омерзительном для себя образе), своего деревянного аватара и обмотанного полотенцем артиста Малковича, он будет представлять собой анекдот, уморительный в своём трагичном пафосе.
Хотя и по окончанию сего перфоманса остаётся свежим вопрос: кому здесь больше досталось на орехи? Горе-творцу, который хочет быть тем, кем по своей натуре оказаться не может? Или же актёру, исполняющему роль тульпы для всех, кто жаждет побега от своей жизни, а то даже и смерти?
Где мой разум?
Спустя время идеи Кауфмана подхватят многие. Они даже обретут более социальный оттенок у Джордана Пила в его дебютном «Прочь», где желание оказаться в чужом теле оправдано модой и актуальной расовой агендой. И хватит ли у кого-то духа подумать о том, как всё это закончить — совершенно не ясно.
Время идёт. Люди хотят перемен в жизни. И грустная правда в том, что на самые радикальные перемены нас сподвигают люди, которых мы совсем не знаем. Чьи образы просто поселяются в нашем подсознании и зависают там бубнящими фантомами.
Мы есть МАЛКОВИЧ!
Артём Кузовенко
