23 октября на большие экраны выходит новая картина режиссёра Юрия Хмельницкого («Лёд 3») — масштабное музыкальное приключение «Алиса в Стране Чудес». Мы обсудили проект с Олегом Савостюком, сыгравшим Додо, а также съёмки и роль его мечты.
— Каково играть в истории, которую экранизировали огромное число раз, в том числе и в Голливуде? Как ты подходил к этой роли?
— У меня были сомнения насчёт визуализации истории, переживания на тему: достойно ли мы покажем музыкальное наследие Высоцкого по знаменитому произведению Льюиса. Но режиссёр Юра Хмельницкий сразу дал понять, что мы не будем пытаться копировать Голливуд, а постараемся сделать самобытную историю с душой. И это у нас точно получилось. На протяжении всего съёмочного процесса у команды чувствовалась какая-то сильная сплочённость и общность: атмосфера на площадке была очень дружелюбной. «Алиса» же требует присутствия сказочности, так что мы все по-хорошему слегка сходили с ума. Я очень надеюсь, что эта дружеская безбашенная общность будет чувствоваться в фильме.
— Расскажи про своего персонажа в Алисе.
— Мне кажется, что Додо — это восприятие Алисы в том мире. Он — её проводник, друг, иногда враг. Эдакий трикстер, проводник между мирами, который должен Алису как-то плавно вводить в курс дела. Поэтому образ Додо в моём исполнении отходит от канонического птичьего, иначе ему не удалось бы взаимодействовать с героиней на должном уровне. На фоне остальных персонажей Страны Чудес он выглядит несколько обыденно и человечно в глазах девушки. Но когда взаимодействует с другими, то становится немножечко умалишённым. Так что тут я старался соблюсти баланс между человечностью и некой доброй сказочной сумасшедшинкой.


— Ты смотрел какие-то из экранизаций «Алисы в Стране Чудес», когда готовился к роли?
— Нет, я переслушал радиоспектакль Высоцкого, перечитал книжку Льюиса. Экранизации не пересматривал, просто чтобы не уходить в подражание чужим образам. Если взялись делать, то надо сохранить самобытность персонажей и привнести в них что-то от себя, тем более при таком шикарном первоисточнике. Но после окончания съёмок я пересмотрел экранизацию от Тима Бёртона. Очень крутое кино.
— Однажды в интервью ты сказал, что у Юрия Хмельницкого по-своему очень интересный режиссёрский метод. Что ты имел ввиду?
— Юра вообще какой-то мега-сплочитель. Человек, от которого чувствуешь классическую режиссуру и подход. Если есть на съёмочной площадке человек, который точно знает и понимает, что происходит, то это Юра. У него какое-то глобальное количество процессов в голове, при этом он умудряется не терять человеческий контакт со всеми. Мы очень подружились, прожили маленькую жизнь в Абхазии. Стали семьёй-семьёй, что редко случается. Хмельницкий — человек самобытный и прекрасный, с большим опытом. Я очень рад, что у него всё складывается, и он становится очень востребованным режиссёром. Когда Юра начнёт снимать по собственным сценариям, это будет очень круто.


— Как проходили съёмки?
— Офигенно, потому что нам много где приходилось ничего не играть — за нас это делала декорация. В Самшитовом лесу, за бесконечным столом в павильоне. Ребята проделали невероятную работу: художники, декораторы, реквизиторы. Буквально воссоздали сказку в реальности. Тактильно и визуально было очень круто. Ещё мы снимали на морском пляже. Это само по себе сказочное место.
Я бы даже сказал, что бытовые сцены в обычном мире, они сложнее, потому что головой я был в сказке, а физически в московском парке. Непросто было поместить своего персонажа из произведения в наш мир, при этом оставаясь сказочным героем. Иногда просто надо было не испортить то, что уже есть. Вот это было важно — не переиграть, но осуществить задумку режиссёра. Очень приятное чувство, когда понимаешь, что стал шестерёнкой отлаженного механизма, которая должна крутиться на той же скорости и частоте, чтобы весь механизм работал. Юра вовремя умеет очень классно подкрутить или открутить то, что не на месте, что быстрее или медленнее движется. В этом смысле он очень тонко понимает свою профессию.
— Какие смены были самыми запоминающимися?
— У нас были смены на пляже около Сталинской дачи в Абхазии. Пляж находился через скалу от нашей базы, а единственный способ попасть туда — по воде. Было несколько отмен смен из-за шторма, когда лодки просто не могли пристать к берегу.
Мы туда уплывали на весь день снимать. 35 градусов тепла, мы в шубах дерёмся на мечах, горит огонь, пацаны делают тройные сальто. Однажды я Кошману попал по затылку металлическим настоящим мечом! Много всего происходило, но это был абсолютный кайф, потому что в обед мы купались. У нас был час, чтобы просто отмокать, лежать в воде. Это было очень здорово, такая атмосфера детского лагеря.




Когда снимали сцены в Самшитовом лесу, то жили в горах Абхазии, в деревянных домиках на троих человек. Я будто в санаторий приехал: вокруг такая тишина, что первые пару часов немножко сходил от неё с ума. И самое главное, что ежедневный поток мыслей и ненужной информации просто куда-то пропал. Я, наконец, сфокусировался в моменте, понял, что такое жить здесь и сейчас, чувствовать каждую секунду. Днём чистейшее полотно неба, а ночью видно звёзды и млечный путь через весь небосклон. Вокруг дикая природа, воздух чистейший. Даже купались в горной речке. Было здорово.
— Как работалось на площадке с Аней Пересильд? Вы были знакомы до проекта?
— Мы познакомились на фестивале в Калининграде незадолго до съёмок. Анька мне сначала показалась немного закрытой что ли, не подпускающей к себе. А потом как-то очень быстро, я даже не понял, как это произошло, мы уже смеялись вместе над чем-то. В Абхазии все очень сдружились и с Аней, и с Полей Гухман. Аня суперкомпанейская девчонка, которая вообще не потерялась среди такого сильного актёрского состава. Мне кажется, она со всем этим справилась, умница.
— Твой герой — одноклассник Алисы, который отличается свободой и бунтарством. Насколько тебе твой персонаж близок?
— В этом смысле очень близок, потому что они все немножко действуют в рамках понятных социальных групп школьных: хулиганы, отличники, спортсмены, активисты. Я никогда не относился ни к одной из них. У меня, конечно, были школьные друзья, но я всегда был слишком плох среди хороших и слишком хорошим среди плохих. Был где-то между. В какой-то момент понял, что мне не очень интересно существовать в рамках одной социальной группы. Это как-то очень топорно. Наверное, в школе так обычно и происходит. Костя в этом смысле тоже довольно свободный: не принуждён, не привязан. Он подкупает свободой и непосредственностью. У героя нет желания и внутреннего порыва что-то кому-то доказывать. Он довольно самодостаточный в этом смысле.


— Если бы у тебя была возможность подружиться с кем-то из героев этой версии «Алисы», кто бы это был и почему?
— Да я бы со всеми познакомился! Они настолько колоритные ребята, мега-мега интересные. Я бы с удовольствием познакомился с кроликом, с бешеным существом, которое просто ищет. Пару дней поискал с ним что-то в лесу. Выпивал бы со Шляпником, посидел за столом пару дней с великим удовольствием. После поиска. Следом отправился бы в королевство, поговорил бы с Герцогиней, спросил, поддержал её, сказал, что у неё всё получится. У неё же очень на самом деле глубокая драма. Я бы сказал ей, что она молодец.
— Какая сказка в детстве была любимая?
— «Рикки-Тикки-Тави» [Редьярд Киплинг — ред.] Сюжет меня не отпускал от первого слова до последнего. Мне её читали чуть ли не каждый день, потом я уже и сам читал и будто каждый раз ожидал другого развития истории. Вдруг в этот раз змея поведёт себя иначе? Но всё заканчивалось как обычно, а захватывала меня эта книга всегда по-новому.
А ещё одна любимая сказка называлась «Сказка про Марину». Это продолжение, которое бабушка сочиняла каждый вечер. Одним из персонажей там была наша соседка по двору, девочка Марина, а вторым главным героем был я. Бабушка придумывала линию девочки, а я свою. У нас там постоянно были какие-то приключения. Каждый вечер мы до двух часов ночи сочиняли сказку в реальном времени. Было здорово.

— А что насчёт любимого анимационного фильма?
— «Трио из Бельвилля». Для этого несколько психоделического мульта есть особое место в моей душе. Всегда его показываю всем, кто мне становится близок. Чтобы понять моё отношение к окружающему миру, просто предлагаю посмотреть этот мультфильм. Чаще всего люди через 15 минут на меня очень странно смотрят.
— Ты также снялся в главной роли в новом сериале «Тайный город» по одноименному циклу Панова. Можешь приоткрыть тайну, чего ждать от проекта?
— Я пока сам не знаю, чего ожидать. Для меня это были первые съёмки в фэнтези. «Алиса» всё-таки всем известная сказка. В ней я довольно комфортно для себя мог искать множество слоёв и граней для подхода к персонажу. «Тайный город» — фэнтези, которое не всегда мне понятно, что хорошо для персонажа, но всё-таки для актёра — большой профессиональный вызов. В каких-то сценах мне просто приходится играть с пустотой, потому что что-то будет добавлено с помощью CG на постпродакшене. Мне даже не всегда понятно было насколько я должен быть в шоке от того, что происходит в кадре, потому что пока что «этого» в кадре просто не было. Интересный опыт. В целом для меня съёмки в этом проекте были как захватывающее путешествие, в которое я шёл, не зная, что у меня в рюкзаке: есть ли там палатка или другое необходимое снаряжение. Это опасно, страшно, но всё-таки превалирующие ощущения — интерес и азарт, потому что не всегда понятно, как пройти этот путь. Но от этого ещё интереснее! Я надеюсь, что всё сложится, и работа выйдет достойной.


— Как ты готовился к роли? Прочёл «Тайный город»?
— Я начал читать параллельно и сценарий, и книжку. В какой-то момент понял, что мне надо изучать что-то одно. Выбор был очевиден, потому что играть-то мне по сценарию. Он, конечно, немного отличается от произведения, так как был подготовлен по первой книге. Будет снято восемь серий.
Сам персонаж мне очень подходит: чувак, который просто жил свою жизнь, но было у него какое-то предчувствие внутри. Какой-то адреналиновый червячок постоянно у него проявлялся, но ничего с ним не происходило. И вдруг — раз! И герой оказывается в самой гуще событий.
— В актёрском составе «Тайного Города» много именитых актёров. Как складывались отношения на площадке?
— Я со многими уже был знаком. С Милошем у нас, например, уже третий совместный проект. Мы прекрасно с ним взаимодействуем. С Пашей Чинарёвым только встретились, но нам хватило нам 40 минут, чтобы сдружиться. Весь рабочий процесс был прекрасным, как и атмосфера на площадке. Группа очень хорошая, у нас все такие добряки: никто не орёт, ничего плохого не происходит. Все в одной лодке и прекрасно это понимают.


— Как в целом относишься к фэнтези? Любишь книги, фильмы в этом жанре?
— Я больше люблю научную фантастику, где всё происходит не благодаря магии, а, например, катаклизмам или техническим прогрессам. Но люблю Стругацких и «Властелина колец». Вселенная Толкина мне всё-таки очень симпатична, она очень детально проработана. Здорово, когда история захватывает, а автор в процессе чётко объясняет все моменты: к финалу повествования не тонешь в количестве волшебной информации, а понимаешь, что все линии привели к логичному финалу.

— А что из последних подобных проектов тебе понравилось?
— «Микки 17». Какой там Роберт Паттинсон! Не знаю, как он это делает, потому что в какой-то момент на середине фильма их двое в кадре — один Паттинсон и второй Паттинсон. И только спустя время до меня дошло, что я вижу их в кадре одновременно. И это один и тот же человек! Но мозг уже отделил одного от другого, потому что это совершенно разные персонажи. Просто потрясение для меня. Я такое не испытывал, наверное, со времен «Легенды», когда Том Харди это делал. Но у него там параллельно совсем разные персонажи, а тут Роберт играет вроде бы одинаковых людей, но они разные в мелочах и крупицах: где-то чуть иная мимика, где-то жесты и взгляды. Великолепная работа. И сама история захватывающая. Совершенно сюрреалистичная Вселенная, от которой невозможно оторваться.

— Ты как-то говорил, что твой внутренний критик во время просмотра фильма с твоим участием готов бросаться с помидорами и плеваться попкорном. Удалось ли сделать его снисходительнее?
— Я учусь это делать. Внутренний критик должен кидаться помидорами. И должен плеваться. Его нужно воспитывать, чувствовать, понимать, уметь с ним разговаривать. Должен быть абсолютный баланс.

— Ты сейчас много снимаешься. Часто можно услышать, что скоро ты сможешь стать большой звездой. У тебя самого есть такое ощущение?
— У меня есть ощущение, что очень просто попасть в поток. Многие большие артисты, при всей моей любви и уважении к ним, в этом в круговороте устают. Смотрю какой-то проект и вижу, что человек в кадре устал. И не хочется также устать. А это очень просто.
Сейчас снимается очень много всего, и мне не хочется упускать возможности и классные роли. У меня есть опасения, что я могу попасть в поток. Иногда хочется просто приостановиться, чтобы понять куда вообще иду: что мне будут давать играть через пять лет, через 10. Хочется меняться.
Я очень рад тому, что востребован. Но меня не узнают на улице, и мне хотелось бы, чтобы так оно и оставалось. Константин Хабенский говорит, что артиста должны знать в лицо. Да, я согласен с этим, но хотелось бы, чтобы прежде всего у зрителя оставалось впечатление от того, что и как я играл, а не просто запоминали мое лицо.
— Банальный вопрос, но есть ли у тебя роль мечты?
— Да, у меня есть роль мечты! Я бы хотел сыграть какого-нибудь беспризорника. Такого босоногого хладнокровного индиго со странными идеалами. Это мой запрос во Вселенную.
