16 апреля стартует четвёрый, финальный сезон «Барри» (Barry) — начинённого взрывоопасным чёрным юмором сериала о киллере, который неожиданно нашёл в себе тягу к игре на сцене. Его создатель и исполнитель главной роли Билл Хейдер — один из лучших американских комиков, в этом телешоу выдавший мощнейший драматический потенциал. Кинокритик Иван Афанасьев, включающий «Барри» в списки лучших сериалов в истории, рассказывает, в чём его крутость и как его герой менялся из сезона в сезон.
На «Барри» я наткнулся случайно и, как это часто бывает с хорошими вещами, многого от него не ждал. Не будучи фанатом Билла Хейдера (как и в целом всех американских комиков с SNL и тому подобных, чисто американских телешоу), к синопсису я отнёсся даже с некоторым скепсисом: сериал о наёмном убийце, решившем стать актёром — звучит как нечто предельно выспренное. Что ж, как приятно, когда твои заниженные ожидания оборачиваются огромной любовью — в сериал я втюрился с первого сезона, безоговорочно, и эта любовь крепла с каждым новым сезоном. «Барри» — редкий пример произведения, в котором герой не просто развивается, но буквально эволюционирует на глазах ошарашенного зрителя.
Трансформацию киллера-неудачника с ПТСР и мимикой Бастера Китона лично я могу сравнить, разве что, с преображением Уолтера Уайта в доктора Хайзенберга в «Во все тяжкие»: это настолько незабываемый опыт, что его довольно непросто анализировать. Дальше будут спойлеры, если не смотрели — бегите от этого текста! В первом сезоне мы видим Барри Беркмана — эмоционально холодного человека, который на автомате (и с автоматом в руках) выполняет свою сложную работу по убийству людей на заказ. Момент, когда он попадает на актёрские курсы Джина Кузино, залётного шарлатана, напоминающего Александра Курицына-Невского от мира старого Голливуда (в том плане, что вечно хвастается количеством знакомств со звёздами первой величины, но, кажется, они его совершенно не знают) — это второй шанс, который выпадает немногим.
Для Барри актёрство превращается в своего рода психотерапию. Будучи ветераном Афганистана, до этого пребывавший в скорлупе из многочисленных душевных травм, законсервировавших его психику до состояния полного отсутствия эмпатии, он находит в себе силы выразить невыразимое на сцене. Перед такими же, на самом деле, как и он, неудачниками: актёрами-любителями, отдающими немалые деньги (но и не такие, которых хватило бы на условные курсы Джульярдской школы) за сомнительные тренинги и практики. Однако именно в этом странном месте он находит новые радости жизни, в том числе в общении с Салли Рид (Сара Голдберг), самой амбициозной участницей труппы, которая постепенно становится его девушкой. Общение с единомышленниками, не замкнутое на убийствах и смерти, а, наоборот, на вопросах творчества и созидания, становится для него выходом из темноты.
Тут полезно рассказать о моём собственном подобном опыте. Как человек, некогда грезивший мыслями об актёрстве (к счастью, недолго), я во время учёбы в первом вузе, не связанном с кино, попал в такую же «труппу». Ей руководила аспирантка с факультета психологии, которая с гордостью рассказывала, что играет в Большом театре роль… дерева (серьёзно!). Тогда они ставили спектакль по «Обыкновенному чуду» Евгения Шварца. Я оказался в составе случайно — пришёл встретить и проводить до дома девушку, которая там играла. Нужно было заменить вечно болеющего участника на репетиции, игравшего Охотника. Я взял текст и эмоционально проорал его со сцены. Итог: участники труппы рукоплескали, а руководительница сказала, что «это гениально» и я обязан сыграть этого персонажа. В итоге вместо нормальных репетиций мы страдали какой-то фигнёй, направленной на «сплочение коллектива»: например, раздевались почти догола (или не почти) и связывали одежду в длинный канат, которым «опоясывали» помещение актового зала, где проходили «репетиции». После пары таких занятий я быстро охладел и забросил это дело.
Но я помню эмоции, которые испытывали эти ребята — они выходили на сцену и читали рассказы о своей жизни, переживаниях и мечтах. И глаза у них от этого буквально светились. Спустя много лет такой же свет я увидел и в глазах Барри — потерянного человека, который в неосознанных поисках лучшего в жизни наконец-то находит единомышленников. Гэги в «Барри», не связанные с убийствами и прочим чёрным юмором, замешаны на его слегка смешных (а временами и откровенно нелепых) попытках зачем-то что-то сыграть, в то время как его главный талант — отнимать чужие жизни.
Ко второму сезону, осознав всю прелесть актёрства, он решает окончательно порвать с карерой киллера. Само собой, криминальный мир не даст этого сделать. Несмотря на мощную комедийную составляющую, для меня «Барри» — это, в первую очередь, мрачная экзистенциальная драма на манер «Коня БоДжека» о человеке, отчаянно стремящемся вырваться из череды жизненных неурядиц, которые следуют за ним по пятам.
Анна Устюжанинова
Будучи не в состоянии прервать этот порочный круг и увязнув в нём уже по самую макушку, к третьему сезону Барри наконец-то обрёл возможность профессионального роста и убедился, что, вообще-то, он и правда бездарный актёр, к которому относятся с презрением и насмешкой. Это, конечно, мощная сатира на мир кино в целом, как на индустрию, во многом построенную на лжи (начиная с того, что в кино нередко рассказывают небылицы на камеру). Я, например, обожаю момент, когда Салли, внезапно ставшая востребованной сценаристкой, оказывается на пресс-джанкете, где журналисты, ограниченные несколькими минутами на интервью, не могут задать ей ни одного нормального вопроса (сам был на таких, подтверждаю — это почти невозможно).
Выходит, всё, что делает она, Барри, Кусино и его ученики — это фикция, никому не нужная хрень, которая имитирует настоящее искусство, а имитация искусства — это всегда лишь имитация жизни, а не сама жизнь. Барри осознаёт, что в сфере заказных убийств честности гораздо больше — ты точно знаешь, кто друг, а кто враг. Он подумывает бросить это всё к чёртовой матери, осознав бессмысленность сего предприятия.
Но и там его поджидают свежие разочарования в новых и старых друзьях и коллегах. Привычный «кровавый бизнес» изменился до неузнаваемости, всё перевернуто с ног на голову — взять хотя бы Нохо Хэнка (Энтони Кэрриган), из одного из главных врагов Барри, превратившегося в «хорошего чувака». Всё настолько запутывается в голове хладнокровного депрессивного киллера, что он уже не может различить, где люди играют, а где ведут себя искренне. И, кажется, к четвёртому сезону (который мы пока ещё ждём) Барри окончательно трансформируется в худшую версию себя — в жестокого человека, который, получив второй шанс, осознал, что это был фальстарт, и теперь озлоблен на всех.
И едва ли не больше всего остального меня поразил Билл Хейдер, который, наверное, никогда не сможет перебить эту роль, возможно, лучшую в его карьере. Практически необъяснимо, как, сохраняя от серии к серии примерно один и тот же набор эмоций, он смог разыграть одного из самых трагических и одновременно смешных героев современных сериалов. Это роль уровня «Таксиста» и «Короля комедии» Мартина Скорсезе: когда, в том числе за счёт сценария и режиссуры (часто самого же Хейдера), ты можешь стопроцентно определить, что творится в голове у героя, который не говорит ни слова.
Иван Афанасьев
Я не знаю, есть ли в этом проекте для его автора что-то личное, но самоотдача Хейдера тут совершенно невероятная. Когда мне хлопали за откровенно плохой отыгрыш роли, построенный на том, что ты тупо орёшь реплики оставшимся с армии голосом командира отделения, не выбирая интонаций и полутонов, это выглядело как признание людьми, которые ничего не понимают в актёрстве, но их глаза выражают искреннее восхищение.
Как человек, который кое-что понимает в этой стезе, могу сказать, что восхищаться Хейдером и хлопать его герою просто необходимо, хотя обязательно найдутся те, кто скажут «да он же везде на одно лицо!». В итоге «Барри» — это о том, что отличает настоящую жизнь от показной: способность выразить очень многое (внутреннюю боль, радость, отчаяние, чувство потери собственного «я») через одно и то же лицо. Люблю этого парня, как и этот гениальный сериал.
